Что они сделают, если поймают? Зарубят на месте или, перекинув через круп лошади, повезут в Замок, на пытки? А потом казнят на Центральном дворе. И над столбом повесят чёрную доску с аккуратной надписью мелом: «Он искал Город Золотого Оленя».

Серёга один раз видел казнь. Видел, как смертника, мальчишку года на два его постарше, приковали к столбу длинной стальной цепью. Потом принесли дрова – несколько здоровенных берёзовых плах, а затем кучу мелкого хвороста. Плеснули из канистры бензином. Потом… В бараке Серёгу долго рвало, и целый месяц ему снились тёмные, глухие кошмары.

Вдалеке послышался невнятный звук. Серёга резко обернулся. Нет, ничего. Всё спокойно. Наверное, какая-то сухая ветка обломилась под собственной тяжестью. Или зверь какой-то пробежал. А ему со страху невесть что померещилось!

Он зашагал дальше. Через минуту звук повторился, и на этот раз Серёга замер как вкопанный. Приглядевшись, он заметил у горизонта несколько чёрных точек. Так и есть, погоня! Он лёг ничком в горячую сухую траву, приложил ухо к земле и без особого труда услышал слабый пока что стук копыт. Что ж, этого следовало ждать. Игра окончена.

Серёга метнулся влево, ворвался в лес и, не разбирая дороги, бросился вперёд. Мозги отключились, его толкали вперёд лишь страх и отчаянное, звериное желание жить. Он не чувствовал ничего, кроме бешено колотящегося сердца. И только от резкой боли в груди пришёл в себя, остановился и открыл глаза.

Между деревьями в три ряда тянулась колючая проволока. Видно, она шла через весь лес. Майка на груди оказалась разодрана в клочья, Серёга стянул её и увидел на груди несколько сочившихся густой тёмной кровью царапин. Это всё ерунда, – мелькнула тоскливая мысль. – То ли ещё будет!

Теперь оставалось лишь бежать вдоль проволоки. Вперёд ли, назад – разницы нет. Всадники, конечно, отрежут ему дорогу с обеих сторон и начнут медленно сжимать клещи. Да стоит ли бежать вообще? Очень уж это становится похожим на игру кота с мышкой.

Серёга сел на землю около проволоки, закрыл глаза и стал ждать конца. Странное дело – захотелось спать. Серёге даже смешно от этого стало – тут, может, жизни осталось на несколько минут, а его в сон клонит.

Однако же глаза слипались, по всему телу плыли жаркие волны, и очень скоро он понял, что лежит в палате, в корпусе. Пищал горн на подъём, низкое, такое нестрашное солнце острыми лучами лезло в глаза, и Серёга понял, что утро, что пора скидывать одеяло и мчаться в туалет, пока там не образовалась очередь, а потом – на зарядку.

Хватит нежиться, а то ещё опоздаешь, и физрук Жора заставит потом ходить вокруг футбольного поля гусиным шагом. Это не так уж трудно, но обидно. А после ещё велит отжаться пятьдесят раз. Жора, он такой, не упустит случая свою власть показать… Вот уже пацаны, зевая, вылезают из кроватей, кто-то выбегает из палаты, а кто-то, ещё жмурясь, натягивает на глаза одеяло. Маслёнкин прыгает на одной ноге, натягивая на другую кед, а Санька ещё только открывает глаза.

…Санька, усмехаясь, смотрел ему в глаза. Серёга дёрнулся – и налетел спиной на проволоку. От этого он проснулся окончательно.

Справа и слева его окружали всадники. Их было человек семь или восемь, все здоровые мужики, в боевых нагрудниках, с мечами у пояса и короткими десантными автоматами на груди.

А прямо перед ним стоял Санька. Его белая, со звездой во лбу, кобыла вертела мордой чуть поодаль.

Санька был в зелёной куртке с кривой серебристой звездой на левом рукаве, в легких парусиновых брючках чуть ниже колен. В руке он сжимал тонкий хлыст.

– Ну что, Серый? Далеко намылился? – Санька сплюнул, пытаясь попасть в Серёгино колено, но не попал. – Что, в марафонщики готовишься? – ещё не закончив фразы, он коротко размахнулся. Хлыст прозвенел в горячем, переливающемся от жара воздухе. Серёга дёрнулся – но поздно. Всё тело пронзила боль, резкая и злая, словно удар током. На плече вспыхнула узкая багровая полоса.

– А ты, похоже, совсем оборзел, Серый, – как ни в чём ни бывало, продолжал Санька. Он снова прицелился и плюнул. На сей раз плевок попал точно по адресу. – А я ведь предупреждал тебя. Что ж, придётся повоспитывать. А то ведь ещё неизвестно, что из тебя получилось бы… Что же с тобой делать? – Санька принял задумчивый вид. – Как же тебя спасать? Конечно, не помешает хорошая порка, но этим займёмся в Замке. Только вот вопрос – хватит ли тебе этого? Подозреваю, что всё-таки придётся нам встретиться в подвалах под Второй Башней… Эй, ребятишки, – крикнул он всадникам. – Связать его и прямиком в Замок. И сразу же в подвал. Но только без меня не начинать. А я ещё погуляю тут, землянику пособираю…

– Идиот, – буркнул Серёга, – здесь же нет никакой земляники. Одна колючка!

– Ничего, разберёмся, – весело ответил Санька. Но глаза у него были почему-то совсем не весёлые.

Всадник-старшина, с белой нашивкой на рукаве, подъехав ближе к Серёге, набросил на него аркан. Затем, спешившись, он смотал ему кисти рук и резким движением, словно мешок муки перекинул его через круп своего коня.

Серёга рванулся, но тут же получил такой страшный удар в висок, что мир мгновенно окутался чёрно-фиолетовой мглой, и мгла наплывала жаркими волнами, словно морской прилив. А потом он открыл глаза.

Низкое солнце висело в ослепительно-синем небе. Пищал, захлёбываясь, горн на подъём. Серёга рванулся, сел на кровати и помотал головой. Всё осталось. Ну, слава Богу. Значит, это был всего лишь сон. Значит, пора выскакивать из-под одеяла, влезать в кеды – и на зарядку. А то ещё заставит Жора гусиным шагом ходить… Вот уже и пацаны вылезают из постелей, Лёшка Маслёнкин, зевая, прыгает на одной ноге, напяливая на другую кед, а Санька ещё только открывает глаза. Он спокоен, ему спешить некуда. В его медицинской карте записан какой-то нефрит и ещё много чего, так что Жора отстал от него в первые же дни, проворчав себе под нос: «Сдохнешь ещё, неровен час, а мне отвечать за тебя, недоделанного…» Вот Санечка и пользуется.

– Ну, как спалось? – поинтересовался Санька. – Настроение боевое? Не расхотелось ещё в Ведьмин Дом идти?

– Заткни хлебало, – ответил Серёга, прихлопнув на локте присосавшегося комара. – Договорились – значит договорились, и хватит об этом.

– Между прочим, Серый, ещё не поздно переиграть. Ты только перед всей палатой признай, что сдрейфил – и ладно. И никакого рабства.

– Ещё чего? Чтобы надо мной все ржали? А в рот тебе не плюнуть жёваной морковкой?

– Да никто ржать не будет, что ты! – Санька старательно изобразил возмущение. – Думаешь, только тебе одному страшно? Да ни один пацан в лагере, даже из первого отряда, в этот Дом бы не пошёл. Ты что, особенный?

– Всё, отзынь. Уговор дороже денег.

– Ну ладно. Тогда после завтрака туда идём. Кидаем книжку да свечку. И кстати, до ночи будешь под наблюдением.