– Ладно, хорош языком трепать. В общем, так. Территорию вы убрали. Не очень, конечно, но всё-таки. На троечку. Значит, можете, если захочете. То есть захотите, – быстро поправилась она. – Можешь вести детей в столовую. Да, кстати, после отбоя зайти в пионерскую. Насчёт этих ваших походов разговор есть.

– А конкретнее? – встрепенулся Миша.

– Конкретнее будет вечером, после отбоя.

– Ладно, загляну, коли не забуду.

– Да уж постарайся как-нибудь. Что-то ты больно забывчивым стал. Утром на оперативке чего тебя не было? Между прочим, являться на оперативки – твой долг.

– У меня уже на тысячу рублей долг, а ты мне ещё оперативки вешаешь. Хотя, если там выдают аперитив…

– Это ещё что такое? – не поняла Дуся.

– Вино такое. Французское. Книжки иногда читать надо, Евдокия Сергеевна. Книжки о роскошной парижской жизни.

– Да ну тебя совсем – не нашлась что сказать Дуся. – Юморист нашёлся. Веди лучше отряд в столовую, – и Дуся удалилась, шурша своим почти что свадебным платьем.

А отряд побросал на складе лопаты и носилки. Кое-кто собрался сразу бежать в столовую, но Миша со Светой сначала погнали народ в корпус – отмываться. По дороге Серёга услыхал, как Света шепнула Мише:

– Ну зачем ты её злил? Накрылся теперь наш поход!

– Не накрылся, Светик, не боись. Это я тебе твёрдо говорю, без шуток.

– Да что ты против неё можешь сделать?

– Да уж найду что. В конце концов сколько можно? Обещаем-обещаем, а дети, между прочим, нам ни хрена уже не верят. Мне это надоело.

– Ну и что, надеешься убедить Дуску Сергеевну?

– Зачем убеждать? Есть и иные методы…

– Да разве на неё вообще существуют методы?

– Существуют. И ещё какие!

– Да неужели?

– Дорогая Света, я под чутким руководством этой мадамы работаю четвёртый год. И знаю её как облупленную. Сейчас она что-то совсем скурвилась. Значит, придётся укоротить.

– Гляди, как бы она тебя самого не укоротила.

– А что она может? Я вольнонаёмный. Волонтёр, можно сказать.

– Зато мне характеристику для института подгадит.

– Пущай только попробует! Я ей тоже кое-что могу напомнить…

Почему-то вышло так, что из столовой Серёга пошёл вместе с Санькой. Тот незаметно пристроился рядом. Некоторое время они шагали молча.

– Слышь, Серый, разговор у меня к тебе есть, – сказал, наконец, Санька и быстро огляделся.

– Ну, чего надо? – буркнул Серёга.

– Да вон чего. Я тут думал-думал – а на фига нам с тобой это пари? Глупость одна, игра для малышни. А мы с тобой что-то слишком уж втянулись. Да ещё на рабство… Может, ну его к чертям? Скажем ребятам, что пошутили, никто возникать не станет.

– Что, сдрейфил? Дошло до тебя, что нечистой силы не бывает? Что-то больно долго доходило. Как до жирафа.

– Бывает, не бывает… Да кто ж его знает, что бывает… Мне же батя всё по правде рассказывал. Вдруг на самом деле в доме какая-нибудь нечисть водится? Может, и не студент, и не ведьма, а что-то другое, ещё страшнее?

– Я-то думал, ты умный, а ты дура-а-ак, – Серёга нарочно протянул последнее слово, чтобы позлить Саньку. Теперь-то он догадывался, куда тот клонит.

– Зато ты больно умный… Думаешь, не страшно тебе ночью будет? Хоть ты и не веришь в привидений, а всё равно в штаны наложишь. Мало ли что там случится…. Дверь скрипнет от чего-нибудь, а ты подумаешь, что ведьма, и сердце у тебя разорвётся. Или птица какая-нибудь закричит, ночью знаешь как страшно птицы кричат! И понимаешь, что птица, а всё равно кажется, что душа чья-то. И выйдет у тебя разрыв сердца. Инфаркт по-научному. Хоронить как, с оркестром будем? Или утром вернёшься, а ты весь седой. Такое часто бывает, люди седеют со страху, и не только взрослые, маленькие тоже. Помнишь, был в прошлом году, в третьей смене пацан такой, Генка Лагутин, из первого отряда? Высокий такой, тощий…

– Ну, помню. А дальше-то что?

– А помнишь, прядь у него была седая? Сам он чёрный, а прядь седая.

– Да, кажется, было.

– А знаешь почему?

– Я у него не спрашивал. Не люблю совать нос в чужие дела. А вообще, он сам выбелил, наверное. Для моды.

– Ну так вот, могу рассказать. Он, когда маленький был, в детсаду закапризничал как-то, ну, воспиталка дура была, она ему говорит: «Ты вот сейчас не слушаешься, а у тебя из-за этого дома мать умерла!» Воспиталка думала, он тихим станет, а он как заревёт! Поверил. Мать за ним вечером приходит – а у него уже прядь седая. Ну, она как узнала, что случилось, воспиталке всю морду исцарапала, даже в суд подала. Ту с работы попёрли. А толку-то? Волосы не вернёшь… Вот так. А тебе ещё страшнее будет, это же не пять минут, всю ночь надо просидеть. Или вдруг приснится тебе какой-нибудь ужас, а ты подумаешь, что по правде – и пожалуйста, разрыв сердца. Или заикой сделаешься. Заики, они же все от страха такими стали. И видишь, что получается? Что чистая сила, что нечистая – один хрен. Главное – результат. О маме своей лучше бы подумал. С тобой что случится – она же умрёт!

Серёга вспомнил, как совсем недавно те же самые слова говорил ему Лёха. Интересно получается, два совершенно разных человека, и хотят они разного, а слова одинаковые… А Санечка-то какой речистый оказался! Заботливый. Если правды заранее не знать – вполне можно ему поверить.

– Ну и чего же ты хочешь? – вежливо спросил Серёга. – Пойти к ребятам и сказать, что не будет пари? Пошли. Сейчас, наверное, все наши уже в корпусе.

Что-то изменилось в Санькином лице, то ли появилась какая-то морщинка, то ли глаза по-иному засветились.

– Ну, им-то сказать мы всегда успеем. Времени у нас вагон и маленькая тележка. Тут, Серый, вон какое дело. Утечка информации. Какой-то козёл из нашей палаты разболтал про пари. Второму отряду. То есть не всему отряду, а одному парню. Петракову. Есть там такой амбал. Хорошо, если он никому ещё не растрепал. Он вообще-то может, он дурак, я его знаю. Так что сперва надо к нему сходить. Ты сам ему скажешь, что наш с тобой договор отменяется. Что тебе неохота из-за детских глупостей заикой становиться. И что ты не нанялся инфаркты получать. И если он не совсем ещё козёл, то пусть не болтает. А потом к нашим пойдём. Им я скажу, что это я сам тебя отговорил, что ты вообще-то рвался, но мне спорить расхотелось. И никто на тебя ничего не подумает. Потому что мы же с тобой чистую правду скажем. Идёт?

Серёга молчал.

– Ну скажи, – не унимался Санька, – наврали мы где-нибудь? Сочинили?

– Слушай, Санёк, – ответил, наконец, Серёга. – Как ты думаешь, кто из наших мог растрепать?

– Если бы я точно знал, я бы тебе так и сказал. Вообще-то у меня косвенная догадка имеется. Похоже, это Маслёнок нам свинью подложил. Он же убирался сегодня в палате, а веника не было, бабка Райка кладовку свою заперла и смылась куда-то. Ну, он пошёл за веником в ихний корпус, во второй отряд, и что-то больно долго там был. А потом из корпуса этот парень вышел, Петраков. Соображаешь? Когда Маслёнок зашёл в ихний корпус, там и Петраков был. Значит, вполне могли поговорить. А о чём им говорить? Только о наши делах. Так?