Указательный палец, перемазанный чернилами,ткнулся в Сережу.

– Ешь давай, – велела Юля, – неотвлекайся!

Из-под стола раздалось недовольное ворчание.

– А ну, быстро закончили чеченскую войну, –велела Катя.

Собаки разом примолкли, зато заорали кошки.

– Сколько у вас животных, –вздохнула я, – целый зоопарк.

– Ну, вовсе не так уж много, –радостно сообщил Кирюша, – всего три собаки да две киски. Глядите, мопсыМуля и Ада.

Две совершенно одинаковые морды уставились наменя круглыми, блестящими глазами навыкате. Жуткие уродины. Нижняя челюстьвыдается вперед, носа почти нет, на лбу кожные складки…

– Еще стаффордширская терьерицаРейчел, – тарахтел, не умолкая, мальчишка, выталкивая ногой из-под столадовольно крупную, задастую, рыжую собаку с нехорошим тяжелым взглядом. –Вон та киска, черно-рыжая, Семирамида, а совершенно белого кота зовут Клаус… Аеще…

Полный энтузиазма, он рванулся в угол кхолодильнику и вытащил большой аквариум, где суетились тучные хомяки.

– Серый – Кеша, рыжий – Петя, черный –Леонардо, а в корзинке – жаба Гертруда, хотите, принесу?

– Гертруду покажешь завтра, –отчеканила Юля и водворила Кирилла за стол. – Вы ешьте, а то остынет.

Я окинула взглядом угощение. Эмалированнаякастрюля с отварной картошкой и сковородка с жирными жареными куринымиокорочками, рядом, в красной миске, горкой громоздился салат, щедро залитыймайонезом… У нас дома не едят подобных вещей, куриные окорочка содержатсплошной холестерин. Миша употребляет только грудки, желательно без панировки,с цветной капустой…

– Не стесняйтесь, – опять улыбнулсяСережа, – налетайте.

Вздохнув, я принялась за яства. Интересно, удобнопопросить у хозяйки в качестве десерта таблетку фестала? Моя печень не вынесетокорочково-майонезную бомбежку. И потом, какая странная семейка. Старшему сынуподкатывает к тридцати, младшему по виду не больше одиннадцати, а возраст самойхозяйки определить невозможно…

– Как тебя зовут? – прервала моеглубокомысленное размышление Катя.

Я невольно вздрогнула. Мой папа был большойоригинал, и, когда я появилась на свет, недолго думая нарек дочь именем своейпокойной матери. Все бы ничего, носи бабушка простое имя, типа Мария, Татьяна,Елена… Так нет, крестили… Ефросиньей. Естественно, в школе и консерватории менявсегда звали Фрося, и никак иначе. Самый тяжелый момент наступает, когдаследует представиться незнакомым людям.

– Ефросинья, – бормочу я.

– Ну да, – следует ответ, –отличное, редкое имя. Фрося, значит. Фамилия случайно не Бурлакова?

Просто плакать хочется, до чего одинаково всереагируют. Кстати, фамилия у меня чисто царская – Романова.

Сережа, Юля, Катя и Кирилл выжидающепримолкли. Даже собаки разинули пасти. Еще раз подивившись уродливости мопсов,я открыла было рот… Ну нет, ни за что не скажу настоящее имечко. Ефросинью яненавижу так же, как мужа и арфу, лучше сообщу первое, что придет в голову.Язык моментально ляпнул:

– Евлампия.

– Ну надо же, – восхитилсяСережа, – какое редкое имя! А как сокращенно?

– Лампа, наверное, – хихикнулКирюшка, за что моментально огреб от матери подзатыльник.

Я безнадежно запихнула в рот ложкуотвратительного салата из крабовых палочек. Господи, ну почему мне так невезет?

На ночь меня положили в гостиной на диване.Ложе оказалось страшно неудобным, узким и жестким, подушка комковатой, а одеяло«кусалось», просовывая сквозь слишком тонкий пододеяльник жесткие ворсинки.Провертевшись с боку на бок, я наконец задремала, но не тут-то было.

Дверь комнаты, протяжно заскрипев,приоткрылась. Я посмотрела в ту сторону. Никого, наверное, сквозняк. Сон началмедленно заползать под веки, и вдруг что-то тяжелое, горячее, с угрожающимзвуком плюхнулось прямо на грудь.

– А-а-а! – заорала я.

Послышался топот босых ног, потом вспыхнулсвет.

– Ну? – спросил Сережа,щурясь. – Ты всегда орешь во сне или только в гостях?

– Кто-то напал на меня, –пролепетала я, пытаясь сесть.

– Боже, – вздохнул парень, – внашем доме невозможно отдохнуть! Это всего лишь Муля. Ты лежишь в гостиной, аона привыкла тут ночевать, на диване, вот и пришла на свое место, подумаешь,ерунда какая, подвинься чуток.

– Кто такая Муля?

– Английский мопс, – напомнилпарень. – Есть еще Ада, но та с хомяками дрыхнет. Да не бойся, Мулька некусается, храпит только немножко, спокойной ночи.

Свет погас, я осталась в гостиной. Мопс,абсолютно не стесняясь, развалился на мне. Маленькая с виду собачка оказаласьна редкость тяжелой и горячей. Я попробовала спихнуть ее вбок, но Муля даже невздрогнула, лежала камнем, вытянув лапы. Я брезгливо оглядела животное. Спать водной кровати с грязной собакой! Хотя на первый взгляд Муля выглядела довольночистой, и пахло от нее ментоловой жвачкой. Внезапно ее передние ноги быстрозадвигались, задние задрожали, и, не открывая глаз, мопсик начал повизгивать.Мне стало смешно: надо же, оказывается, собаки тоже видят сны. Песик продолжалплакать. Я осторожненько погладила его жирный бок. Муля вздохнула иуспокоилась. Шерстка у мопсика оказалась нежной, просто шелковой на ощупь. Ямашинально погладила ее еще разок, удивляясь приятному ощущению, потомвздохнула. Ну вот, трогала пса, теперь следует идти мыть руки. Но вставать нехотелось, внезапно диван показался страшно удобным, от мопса шло ровное тепло,и он сопел, тихо, совсем не противно. Я послушала несколько минут мерноедыхание и неожиданно вновь погладила Мулю. Пальцы случайно наткнулись намордочку. Собачонка распахнула огромные сонные глаза и лизнула мою рукуязычком, розовым и ужасно длинным. Прикосновение было моментальным и неслюнявым, словно кто-то очень нежно провел по ладони мокрой, теплой, замшевойтряпочкой. Я вздрогнула, мне говорили, что у животных глисты… Муля вздохнула ивновь поглядела на меня. Неожиданно стало спокойно и как-то хорошо, словно сдуши упал камень. Навряд ли у этой собачки паразиты, все-таки в семье живет…Осторожно повернувшись на бок, я закрыла глаза. Раздалось сосредоточенноесопение, и в ту же секунду мопсиха нырнула под одеяло и прижалась к моим ногам спинкой.Я попыталась выпихнуть ее наружу, но незваная гостья только сопела. Через паруминут ледяные ступни согрелись, и наконец пришел крепкий и глубокий сон.