Отец замечает мою нерешительность. Он явно смущен.

– Пусть он подхватит, Алисса, – говорит он.

Я смотрю на лед, который все еще держу в руках, потом на Келтона и понимаю, что уже не верю в желание людей просто помочь.

– Что-то случилось? – спрашивает отец с интонацией, которая предполагает ответ.

Но ответа я не даю.

Почти силой заставляю себя протянуть пакет Келтону.

– Только не думай, что получишь пакет льда за свою помощь, – говорю я ему и замечаю на лице отца суровое, недовольное выражение. Тому непонятно, что это на меня нашло. Может быть, попозже я расскажу ему о том парне из «Костко». А может быть, просто забуду про все, что там случилось.

Что до Келтона, то я ждала, что он ответит мне какой-нибудь мальчишеской грубостью, но, похоже, он действительно ошарашен. Мне удается перебороть себя и улыбнуться.

– Прости, Келтон, – говорю я.

Мы входим в дом, чтобы свалить лед в ванну, но Келтон хватает меня за плечо.

– А вы трубу заделали? – спрашивает он. – Если не сделать этого, за пару часов вода ускользнет через самую крохотную дырочку.

– Я думаю, дядя сделал это, – отвечаю я, понимая одновременно, что об этом-то никто из нас и не позаботился. Как ни трудно мне это признать, но то, что я услышала от Келтона, оказалось самым умным за весь сегодняшний день.

– Сейчас сбегаю за герметиком, – говорит он и бежит в свой гараж, гордый тем, что ему удастся продемонстрировать свою бойскаутскую хватку.

Родителей Келтона в нашей округе считают людьми со странностями. Отец иногда шутит по поводу мистера Макрекена, что тот ведет двойную жизнь – днем работает зубным врачом, а ночью готовится к концу света. Но нынче это уже не звучит как шутка. Мистер Макрекен допоздна варит в своем гараже какие-то хитроумные приспособления, трещит дрелью, словно его гараж – это пасть какого-то чудовища и он пломбирует этому чудовищу зубы.

За последний месяц семья Келтона успела установить вокруг дома систему слежения, на заднем дворике построила мини-теплицу и устлала крышу какими-то левыми солнечными панелями. Келтон весь этот год в школе напропалую хвастал, что его отец устроил в доме пуленепробиваемые окна, причем такие, что снаружи окно пробить нельзя, а изнутри – сколько угодно. Хотя большинство моих одноклассников считают, что Келтон привирает, я ему верю. Нужно знать его отца.

Несмотря на то, что мистер Макрекен иногда достает нас своими ночными сварочными работами, семьи наши не враждуют, хотя в нашем взаимном дружелюбии всегда присутствует некая напряженность. Когда-то мы вместе пользовались зеленой лужайкой, что разделяет наши участки, пока мистер Макрекен не установил ограду из штакетника, проведя ее прямо через заросли вермилиад, за которыми так трепетно ухаживала моя мать. Ограда была значительно выше, чем обычные беленые ограждения вокруг калифорнийских газонов, но не настолько, чтобы вызвать негативную реакцию со стороны Ассоциации домовладельцев. Макрекены, похоже, с Ассоциацией находятся в состоянии вечной вражды. Как-то они потребовали, чтобы Ассоциация признала их право собственности на обочину перед домом – там, где располагается их личная парковка. Ассоциация битву с трудом, но выиграла, и с тех пор дядя Базилик неизменно паркует свой пикап перед домом Макрекенов.

Через несколько минут Келтон возвращается с герметиком и принимается заделывать отверстие в ванне.

– Затвердеет через пару часов, – говорит он, работая. – Поэтому поосторожнее, когда будете закладывать лед.

В голосе Келтона значительно больше энтузиазма, чем предполагает простая работа с герметиком. Между нами повисает неловкая тишина, и я вдруг осознаю, что до этого случая мне никогда не удавалось остаться с Келтоном один на один.

И тут мне приходит в голову нечто важное. Не просто для того, чтобы заполнить паузу в разговоре, я говорю:

– Слушай! А разве у вас за домом не стоит большой бак для воды?

– Тридцать пять галлонов, – гордо произносит Келтон, с ювелирной точностью заполняя герметиком возможные дефекты нашей ванны. – Но это в доме. А тот, что снаружи, – это как бы туалет. Там на дне хлористый аммоний, для дезинфекции и всего прочего.

– Не нужно мне объяснять, – отзываюсь я, испытывая естественное в данном случае отвращение. Но это отвращение относится и ко мне самой – я-то о туалете еще и не подумала!

– Да уж, нельзя сказать, что вы непредусмотрительны! – говорю я. Похоже, предусмотрительность – главное слово нашего времени.

– Да уж, как говорит мой отец, лучше подложить соломки, чтобы не намять бока.

Потом Келтон добавляет:

– Если бы твой отец думал на два шага вперед, у вас тоже все было бы в норме.

Келтон просто не понимает, сколь оскорбительными могут быть его слова. Если бы за умение обидеть словом давали медаль, он просто сгибался бы под их тяжестью.

Келтон заканчивает работу, я благодарю его, и он отправляется домой – стрелять из своего картофелемета, подвергать вивисекции жуков, словом, заниматься той ерундой, которой в свободное время занимаются парни его возраста.

На кухне мать надраивает столы и плиту. Снимает стресс. Когда все в мире рушится, находишь успокоение в том, что приводишь в порядок то, что под рукой. Это я понимаю. Хотя она, например, никогда особо не парилась насчет того, чтобы поставить на минимум громкость телевизора – он у нас всегда орет.

А где, интересно, отец и дядя? Наверное, трудятся над пикапом. Странно, что я хочу знать, что с ними и где они сейчас.

Си-эн-эн по телевизору вещает о кризисе, вызванном ураганом «Ной». Я не сержусь на пострадавших от урагана за то, что все внимание нации обращено на них. Но почему никто не позаботится о нас так, как пекутся о несчастных из Саванны?

– Новости про наши дела есть? – спрашиваю я мать.

– Местная станция регулярно обновляет информацию, – говорит мать. – Но там болтает этот безмозглый тип, которого я не выношу. К тому же и нового ничего нет.

Тем не менее я переключаюсь на безмозглого типа, который, если верить отцу, начинал свою карьеру в порно. Я так и не спросила отца, откуда ему это известно.

Мать права: местная станция раз за разом крутит утреннее заявление губернатора. Переключаюсь на федеральные новостные каналы. Си-эн-эн, потом Эм-эс-эн-би-си, потом Фокс-ньюз и снова Си-эн-эн. Все национальные каналы, как один, освещают последствия урагана. «Ной» и только «Ной».

Постепенно я начинаю понимать почему.

Да потому, что там полно красивых картинок. Карта из космоса. Живописные морские волны, залитые мутными потоками развалины домов, впечатляющие груды обломков.

А у нас? Водяной кризис – как раковая опухоль. Тихий убийца. Толком и посмотреть-то нечего. Так только, вскользь упомянуть.

Делюсь своими соображениями с матерью. Она прекращает тереть плиту и смотрит на экран, на бегущую строку под основной картинкой. Наконец появляется и про нас. Кризис с водоснабжением в Калифорнии углубляется. Жители вынуждены экономить воду.