– Алло! – говорит в трубке мой старый приятель, Рэн де Грие. – Привет! Я тут у вас в М., проездом! Встретимся, выпьем пива вместе, давно не виделись?

– О! – радуюсь я. – Рэн, чувак, клево! Жду тебя с нетерпением!

– Только я буду с девушкой, – предуп-реждает Рэн.

– Вике, что ли?

– Да нет, не Вике.

– Тогда приходи прямо ко мне домой, я завтра, короче, отдыхаю, можно будет пойти потусоваться куда-нибудь.

Рэн теперь из нас троих самый большой человек. Он сейчас, в сущности, в головном офисе RHQ чуть ли не второй человек после Хартконнера. Неофициально как бы. Кнабе тоже с ним работает. Мы с де Грие и Кнабе в американском офисе RHQ вместе пахали, потом нас вместе в Европу перевели. Подтягивались на прогнутом турнике, над лужей, куда я однажды и свалился. Мы были как близнецы-тройняшки.

Только я год назад ушел из RHQ, а они до сих пор там. Не знаю, зря я ушел, или нет. Вообще, конечно, стремная контора в последнее время. Там такие бабки варятся. Половину всех «мусорных» размещений Европы делают. А де Грие там отвечает за использование всех этих бабок, за слияния и поглощения, плюс – за дилинговый центр. Мудрено у них это называется: отдел финансовой архитектуры, типа, компании разбираются и складываются, как кубики. Шутники их уже прозвали «отдел финансовой акробатики».

Есть люди, которые могут стать по жизни очень богатыми. Чрезвычайно влиятельными. Рэн де Грие – он именно такой. Хотя на вид не скажешь. Говорит тихо. Работает очень много. Обычный парень.

У него кликуха раньше была – Градус. Потому что de Grie – это почти что Degree. То есть, градус. Или степень. Но Градус прикольней.

Убираю мобилу в карман и перехожу к полкам с вином.

Это моя вечная уловка. На самом деле у полок с вином я выбираю ни фига не вино. Я вина, если хотите знать, вообще не пью, я пью пиво и крепкие напитки. А у полок с вином я выбираю девчонок. Девиц. У меня три хобби: жратва, бабы и макроэкономика. Тем более, де Грие будет с новой девчонкой.

Вот появляется красотуля с корзинкой. Которые с тележкой, я даже не трогаю: значит, семейные. А эта с корзинкой, и не торопится. Значит, будет пожива.

Делаю вид, что не могу выбрать бутылку.

– Вино какой страны ты предпочитаешь в это время суток? – говорю.

Этот прием почему-то на всех девиц действует безотказно.

– Ха-ха, – говорит девица. – Аргентинское. А ты?

– А я обожаю готовить.

– Ого, – говорит девица. – Впервые вижу мужчину, который любит готовить.

А я продолжаю:

– У меня даже есть блендер.

– Оу, – говорит девица и смеется.

– Хочешь, посмотрим, как он работает?

– Хочу, – отвечает она.

Да и все равно, что спрашивать на такой ответ. Мой личный рекорд – двенадцать минут от начала знакомства до оргазма.

Да, я, наверное, наркоман. Только наркотиком мне служит влюбленность. Я много чего в жизни перепробовал – от алкоголя до адреналина, но такого подсаживающего впрыска, как от ощущения того, что мне нравится женщина, не испытываю больше ни от чего.

Вот эта! Сейчас! Хочу!

И огонек в глазах, и последний стольник бросаешь на гостиничную стойку, и без расчета.

А потом ты начинаешь разбираться в ней глубже… Хорошо если сразу все понимаешь и относишься просто – как к очередной попутчице на «ночной экспресс». Хуже, если отношения затягиваются надолго. Хуже – потому, что влюбленность проходит, а организм привык поддерживать в себе высокий уровень этого фермента. Становится физически плохо.

Едем ко мне домой. Я прикидываю: Рэн сказал, что приедет не раньше десяти, так что часа два у нас точно есть.

* * *

– Ну, а теперь давай познакомимся, – говорю и отпиваю вина. – Боже, что это такое?

В бутылке не вино, а какая-то смесь клюквенного сока с подсолнечным маслом. Девушка тоже морщится.

– Junk, – говорю я.

Мы выливаем жидкость в раковину. Разговор я веду чисто автоматически. Мне не до разговоров в последнее время.

– А почему тебя прозвали Стаут? – спрашивает Жанна (так ее зовут).

– Потому что я пиво люблю, – говорю я. – И еще, потому что я такой здоровый.

– Потому что у тебя такой здоровый чччленнн, – говорит Жанна страшным шепотом.

Она хочет сделать мне приятное.

И тут я слышу звонок.

– О, – говорю, – это мой приятель Рэн де Грие со своей девушкой.

Тащусь открывать.

И застываю, как соляной столп. Потому что это никакой не Рэн. На ступеньках лестницы сидит эта бестия Лина. Сидит себе, зажигает с бутылочкой пива, в наушничках, со старым плеером своим. Сидит себе, помахивает сигареткой. Ножонки составлены коленками вместе, пыльными босоножками врозь. Крашеные пряди падают на лицо, набеленное, с зачерненными глазами и красными губами, как у клоуна.

– Привет, Стаут, – индифферентно говорит Лина, выпячивает губу и смотрит на Жанну.

– Это кто?! – изумляется Жанна и показывает на Лину наманикюренным ноготком.

– Это Лина, моя подруга, – говорю я. – Лина, это Жанна.

– Твоя подруга… – хохочет Лина, подходит к Жанне и смотрит ей прямо в глаза. Взгляд у Лины бешеный. Жанна морщится от отвращения и отталкивает Лину.

– Ста-а-а-аут, – говорит Лина издевательски и вцепляется Жанне когтями в лицо.

Жанна визжит и вцепляется в Лину. Тарантино отдыхает.

– Хватит, – говорю я. – Брейк.

Я беру их за руки. Они пытаются вырваться, но я, черт возьми, не поддаюсь. Моя мама меня о таком не предупреждала. Думаю, что и папа не предупредил бы, если бы таковой имелся. Отделяю Лину от Жанны. Девчонки извиваются, держу их запястья.

– Слушайте, – говорю, – хватит размазывать дерьмо по стенкам, я не виноват, что сегодня вас двое, я не специально это подстроил, но мне кажется, что из этого может кое-что выйти.

* * *

И только еще часа через три, в полночь, когда обе девчонки уже дрыхнут на моем диване, а я выхожу из ванной с полотенцем вокруг чресл, раздается новый звонок в дверь, и теперь это уже действительно не кто иной как Рэн де Грие собственной персоной, похудевший и загорелый, как черт, а с ним, действительно, девчонка, и, действительно, не Вике.

Ух, ребята, и девчонка же с ним.

Бывает такая внешность, такая ослепительная, среднестатистическая красота, когда на бабе просто написано: «Меня родили на свет для того, чтобы все мужики падали, укладывались в штабеля, катали меня на кабриолете, и никто никогда не сможет меня бросить или там забыть». При такой внешности, к сожалению, лицо обычно бывает стервозное, а в глазах – беспросветная блядская тоска. Но у этой-то девочки, вы понимаете, в чем штука, еще ничего такого в глазах нет, потому что и еще опыта нет, потому что эта клубничка только-только с грядки, и авантюры ее еще по-честному увлекают. И вот в глазах у нее сплошное увлечение и чистый восторг.