Калле Валарезо — одна из многочисленных узеньких улочек, сбегающих к Большому Каналу, и «Бар Гарри» был в самом ее конце, совсем рядом с пристанью, где причаливали гондолы и вапоретти, высаживающие пассажиров.

Майский вечер был ясным и теплым, и Линнет решила прогуляться от отеля до бара пешком. Изящные, элегантные венецианцы высыпали на вечерние улицы, рестораны и бары были переполнены, магазины все еще открыты, столики на террасах быстро заполнялись, между ними сновали официанты, ловко удерживая подносы.

«Бар Гарри» оказался вовсе не таким, каким его представляла Линнет. Это был не совсем обычный иностранный бар; здесь не было столиков снаружи, лишь одна дверь, а стекло в окнах было наполовину непроницаемым, так что снаружи невозможно было увидеть, кто сидит внутри.

Линнет глубоко вздохнула, толкнула дверь и вошла в помещение, которое, казалось, мало изменилось с тех пор, как в далекие тридцатые бар посещал великий американский писатель. Благодаря тому, что стены были отделаны деревянными панелями, а окна матовыми, в комнате было прохладно. Строгие официанты в белых куртках напоминали об ушедшей элегантности. Все посетители были хорошо одеты.

Макс сидел не один за угловым столиком у окна. Потрясающе привлекательная молодая женщина с длинными блестящими черными волосами, заплетенными в косу, и огромными удлиненными глазами янтарного цвета на гладком смуглом лице оживленно рассказывала ему какую-то длинную историю, а он с полуулыбкой слушал. Ее рука, сверкающая кольцами, отдыхала на его рукаве, когда она закончила, он присоединился к ее смеху.

— Синьорина? — возле Линнет незаметно возник официант: сознавая, что выглядит неловко и неуверенно, она замешкалась у двери. Но ей не хотелось подходить к Максу, когда он был так очевидно и приятно занят. Сколько часов он провел здесь, с такими женщинами, будучи женатым на Джоанне? В ней снова поднялась волна злости.

— Я, — она не знала, что сказать или сделать, но в этот момент Макс поднял глаза и заметил ее. Она увидела, что он что-то говорит черноволосой женщине, которая в ответ на его слова улыбнулась, потом наклонилась вперед и быстро поцеловала его в щеку, прежде чем встать и присоединиться к группе людей, сидящих за другим столом.

Он поднялся и подошел к Линнет, быстро, но в то же время легко и неторопливо передвигаясь на длинных ногах.

— Давно вы стоите здесь? Вам следовало подойти, — сказал он, провожая ее к столу.

— Вы были слишком заняты, — ответила она жестко, присаживаясь на край стула.

— О, здесь всегда встречаешь знакомых, — объяснил он. — Это обычная вещь. — Он взглянул на официанта, который в ожидании стоял рядом с ним.

— Два аперитива «Гарри», пожалуйста, — заказал он, не спрашивая Линнет, что она желает.

— Вы всегда так делаете? — спросила она.

— Делаю что? — Он взглянул на нее удивленно, но не обеспокоенно.

— Решаете за людей, которых не знаете, с чьими вкусами не знакомы. У женщин может быть свое собственное мнение. Мы живем не в средние века.

Серые глаза Линнет, обычно холодные, гневно сверкали, а ее бледная кожа стала ярче от возмущения, а не от смущения. Что страшного в том, что она высказывает свое мнение? Она не собирается работать у него, поэтому нет никакого смысла быть дипломатичной.

Он с юмором воспринимал ее слова, что только увеличивало ее раздражение.

— Какой характер у такого миниатюрного существа, которое, казалось бы, можно унести ветром, — спокойно ответил он. — Но последуйте моему совету и приберегите пыл для другого случая. Я просто заказал вам то, что, как венецианец, считаю, должно вам понравиться. Это вряд ли заслуживает заточения в темницу.

Линнет сердито посмотрела на него, открыла было рот, потом закрыла и прикусила губу. Она хотела воспользоваться случаем, чтобы осадить его, а вместо этого он поставил ее на место. Она ненавидела его как никогда — его трезвый ум, его ленивые, но все замечающие голубые глаза, непререкаемую властность его поведения, — ненавидела все в нем!

Принесли напитки, хорошо охлажденные, рубинового цвета.

— Только глоток. Это крепкое, — предупредил он, как будто она была ребенком.

Линнет подавила гнев и взяла себя в руки. Она сделала глоток и сказала:

— По-моему, джин и красный вермут.

Он поднял брови и наклонил голову в знак согласия.

— Или вы большой знаток, или у вас хорошо развито чувство вкуса.

Она слегка улыбнулась.

— Если это вас интересует, мои родители содержат загородный отель. Я не новичок в составлении коктейлей.

— Понятно. А где это находится?

— В Суссексе.

Это вырвалось совершенно случайно, просто она перестала контролировать себя. Теперь это не имело никакого значения, но она поняла, как было бы трудно работать у него и постоянно следить за своей речью. Он слишком наблюдателен, чтобы не сделать выводов, если она все время будет проговариваться в ежедневных разговорах.

— Моя жена была из Суссекса, но я плохо знаю эту часть Англии, — сказал он. — Мы никогда там вместе не были. Обстоятельства не позволяли покидать континент.

Бьюсь об заклад, что позволяли, мрачно подумала Линнет. И он упоминает об этом равнодушно.

— Я сама не жила там долгое время. Я училась музыке в Лондоне, — пояснила она, удивляясь, скоро ли она сможет сообщить ему о своем решении исчезнуть. Чем дольше она оставалась рядом с ним, тем больше он приводил ее в замешательство. Так или иначе, она понимала, что долго будет помнить этого человека. Она могла его ненавидеть — и она ненавидела, — но он произвел на нее неизгладимое впечатление. Она никогда не встречала никого, кто был бы на него похож.

— Вы уже ели? — неожиданно спросил он.

— Нет, — ответила она, отвлекаясь от своих мрачных мыслей.

— Я так и предполагал. Здесь никто не ужинает так рано. Так что я рискну заказать для вас еще раз местный деликатес, это блюдо готовится из теста… Тесто нравится всем, так что я буду застрахован от обвинений в шовинизме или чем-то еще.

В его голосе послышалась издевка, и Линнет стало неловко.

— Нет, правда… Я могу поесть в отеле… — начала было она, чувствуя себя неудобно от того, что он заказывает ей еду, тогда как она хотела сейчас отклонить его предложение. Но это было глупо, ведь счет в отеле оплачивал тоже он. Ее угнетала и раздражала его простота, но еще больше — его мужественность, и ей хотелось уйти.

Но было слишком поздно; он уже подозвал официанта, тот записал заказ и исчез. Ее бегство откладывалось, по крайней мере на время, нужное для того, чтобы приготовить и съесть блюдо. Ей ничего не оставалось, как смириться с овладевшим ею чувством неловкости.

— Косима постоянно говорит о вас, — заметил он, — все время повторяет: «Когда снова придет Линнет?»