— Слушаюсь, господин штурмбанфюрер!

— Займись этим лично, не привлекая подчиненных и вообще ненужного внимания. Скорее всего, ты действительно ничего там не найдешь, но обыск провести надо. Евреи — очень хитрый народ. Они могли оставить в тайнике что-то ценное, договориться с кем-нибудь, чтобы этот человек потом привез добро в то место, где осядет семья. К сожалению, слишком много русских, белорусов, украинцев помогают этим отбросам рода человеческого.

— Я все понял, господин штурмбанфюрер.

— Займись этим немедленно! В восемнадцать часов доложишь о результатах обыска и примешь участие в совещании. Тогда и узнаешь подробности предстоящей операции. — Фишер усмехнулся и добавил: — Уверен, тебе это понравится.

— Да, господин штурмбанфюрер.

— Не смею задерживать.

Начальник полиции вышел из кабинета, зыркнул черными глазами на секретаршу:

— Смотри у меня тут, шлюха! — прорычал он и покинул комендатуру.

У входа Калач встретился с гауптштурмфюрером Бонке, командиром роты СС, переброшенной сюда из Минска. Цель этой переброски никому, кроме, естественно, коменданта поселка, известна не была. Вроде и незачем держать в Гороше шестьдесят девять эсэсовцев, шесть мотоциклов с коляской, вооруженных пулеметами «МГ‐34», и семь бронетранспортеров с аналогичным оружием. Но рота СС в райцентре стояла. Это была данность, обсуждать которую не имело смысла.

— Добрый день, господин гауптштурмфюрер! — поприветствовал командира роты начальник полиции.

— Добрый, господин Калач. Вы от коменданта?

— Да. Надо было решить пару вопросов.

— Это ваше дело. Кто у него еще?

— Никого. Только секретарша.

— Очаровательная фрау Хелен?

— Вы считаете ее очаровательной? — с усмешкой осведомился Калач.

— А вы нет? Тогда у вас плохой вкус. Но не будем терять время. Всего хорошего, герр Калач.

— И вам того же, герр гауптштурмфюрер.

Командир роты поднялся к Фишеру и учтиво поцеловал руку секретарше, от чего та зарделась. Эта женщина ему нравилась. Он видел, что она с превеликой радостью оказалась бы с ним в постели. Но Фишер держал ее крепко.

— Рада вас видеть, господин Бонке.

— А я как рад. Может быть, как-нибудь сходим в ресторан, фрау Хелен?

Женщина вздохнула.

— Я бы с удовольствием, но что скажет об этом господин штурмбанфюрер?

— Понимаю, у вас отношения. Жаль.

— Мне тоже.

Гауптштурмфюрер вздохнул и проговорил:

— Время изменчиво. Сегодня одно, завтра — другое. Возможно, мы с вами… — Он приложил тонкий палец к губам. — Но об этом не сейчас.

Женщина закивала.

— Конечно, Вилли. Я могу вас так называть?

— В неформальной обстановке.

— Само собой.

Бонке вошел в кабинет коменданта.

— Хайль!

Штурмбанфюрер ответил:

— Хайль! Вилли, проходи, садись. Уточним план операции «Листопад».

— Я готов.

Они склонились над картой.

Говорил в основном комендант, командир роты СС иногда вставлял реплики, задавал уточняющие вопросы.

Офицеры закурили, и штурмбанфюрер нажал кнопку вызова секретарши.

Та вошла тут же.

— Да, господин Фишер?

— Сделай, Хелен, нам с гауптштурмфюрером по чашке кофе из запасов, что присланы мне из Африки.

— Слушаюсь! Что-нибудь к кофе?

— Что-нибудь есть у меня, только кофе.

— Да, господин Фишер.

Приготовление благоухающего напитка не заняло много времени. Вскоре Елена внесла в кабинет поднос с двумя крохотными чашками, и дивный аромат заполнил все помещение.

— Марокканский кофе, — сказал Фишер. — Лучший в мире.

Гауптштурмфюрер улыбнулся и заявил:

— По-моему, все лучшее производится в Германии.

— Да, но не кофе и не коньяк. Я хочу предложить тебе французского коньяка к кофе.

— Не откажусь.

Гитлеровцы выпили по пятьдесят граммов коньяка и по чашке кофе.

После этого Бонке спросил:

— Вы уверены, Анкель, что предстоящая операция вызовет нужную нам реакцию партизан?

— Абсолютно, иначе не представлял бы ее на утверждение в Минск. Там операцию одобрил сам генерал-комиссар Кубе.

— Это мне известно. Что ж, будем надеяться, что все пройдет по нашему сценарию и мы избавимся от партизанской заразы в районе хотя бы на время.

— Мы избавимся от этой заразы навсегда. В границах района нашей ответственности, естественно. Как только германские войска возьмут Москву и пойдут дальше к Уралу, сопротивление на местах потеряет всякий смысл.

Командир роты СС заметил:

— Русские непредсказуемы, Анкель. Когда-то Наполеон разгромил армию Кутузова, занял Москву, разграбил и сжег ее. Потом он пошел обратно, и что в итоге? Его войска попали под удары партизан, что и погубило их.

— Наполеона погубило другое. Ему следовало не гулять в Москве, а преследовать армию Кутузова. Надо было отходить на запад другими дорогами или перезимовать в Москве, но что теперь об этом говорить? Фюрер не Наполеон, он знает, как воевать против России, доказательством чему являются успехи нашей армии, за короткое время оккупировавшей огромные территории. Кстати, сегодня пришло сообщение о взятии Киева.

— Я слышал. Это, конечно, очень хорошо. Фюрер несомненно гений. Однако нигде в Европе мы не сталкивались с таким ожесточенным сопротивлением, как в России. Интуиция мне подсказывает, что под Москвой дело сложится не так, как в других местах. Сталин будет держать оборону до последнего солдата.

— Значит, он и станет этим последним солдатом.

— Посмотрим. Я уважаю ваш оптимизм, но у нас есть свой район и предстоящая операция. Я бы пока сосредоточился на ней.

— В восемнадцать тридцать начнется совещание, Вилли. Прошу не опаздывать.

— Вот черт, Анкель! Как не вовремя. Я хотел посетить «Мюнхен». Там объявилась хорошенькая молодая украинка.

— Ты успеешь к своей украинке. Хотя ради такого развлечения тебе придется пожертвовать сном.

— Это не проблема, Анкель. Я могу идти?

— Да, конечно.

В приемной Бонке улыбнулся секретарше.

— До свидания, Хелен.

— До свидания, Вилли.

Гауптштурмфюрер в отличном настроении прошел в расположение роты, которое находилось в сборном распределительном пункте бывшего военкомата.