она была, только я её обронил, кажется.

— Я — экспериментальная модель. Прототип нового поколения кибераналитиков. Смогу быть вам полезным.

— Завтрак, — прервал диалог приятный женский голос. На кухонной стойке поднялась из недр механизма тарелка с яичницей. Опять со сниженным количеством белка. Мерзость.

— Чем же? — глядя на глянцевую поверхность желтка со стекающими с неё каплями обезжиренной эмульсии хотелось вывернуть желудок наизнанку. Ещё и, наверняка, без соли. Сука.

— Я смогу помочь процессу расследования, — не смутившись иронией, отозвался робот, — моя модель оснащена необходимым инструментарием и нужным уровнем допуска для анализа данных на месте преступления. Это ускорит работу.

— Ну, да, конечно... — я вполне себе представляю, что будет дальше. Они вводят экспериментальную модель, наблюдают, за её работой, и необходим ли человеческий ресурс в принципе. А затем объявляют ещё один мораторий: на службу человека в сфере юстиции. Ещё несколько сот тысяч безработных, зависящих от выплат пособий людей. Хотелось наговорить грубостей, смачно, со вкусом, но это будет мне стоить последних спасительных пятидесяти баллов социального рейтинга, и я воздержался.

— Принято решение создать экспериментальную группу. Вы являетесь её участником и руководителем подразделения. Наше первое задание — расследование систематических сбоев в работе симбиотических протезов.

— И сколько нас в этом... подразделении.

— Насколько я знаю, принято решение минимизировать затраты. Нас двое, капитан. Моих возможностей достаточно, чтобы удовлетворить потребности всех оперативных мероприятий.

— А я там зачем тогда? — я вытянул из кулера стакан с водой. Лучше так, чем глотать полуживую синтетическую яичницу.

— В вашем голосе я слышу иронию, капитан.

— Неужели? — вот тебе ещё больше иронии, силиконовый болван.

— Думаю, она неуместна, человеческий ресурс важен для расследования.

— С чего вдруг? — я король иронии, твою мать, я сама ирония!

— Человек — иррационален, логика его поступков для меня — загадка.

— Хочешь её решить? — стало даже смешно. — Я тебя разочарую, но три тысячелетия лучшие умы человечества бились над этой загадкой так её и не разгадав.

— Я понял, Марк, вы продолжаете иронизировать. Ваша модель поведения для меня понятна. Вы не уверены в себе и стараетесь скрыть это. От себя в первую очередь.

— Я не знал, что по совместительству ты ещё и психолог, — мне уже надоела эта дуэль, пора её заканчивать.

— Для вас я могу стать кем угодно.

Вот это поворот. Один — один, жестянка, один — один.

— В твоей модели заложена регулировка социально значимых аспектов?

— Да, разумеется, механизм регулирования необходим.

— Юмор тоже в их числе?

— Чувство юмора вложено в мою программу, да.

— Тогда ладно, респект твоим разработчикам. Подкрути его там, чтобы мне было не скучно.

— Как прикажете, капитан.

— Вот как? У тебя имя есть? Или как мне тебя звать? — я сел в выдвинувшееся из шкафа кресло к огромному монитору. Время поработать. — Мне придумать тебе имя? Или что там у тебя написано?

— Моё имя — Адам, — сказал робот, — я буду рад быть вам полезным, капитан. Какой аватар станет для вас приемлемым?

На экране, в самом углу высветились несколько квадратиков с человеческими лицами разной степени ущербности и одна со смеющимся енотом.

— Давай эту, буду звать тебя Пончик, — я положил голову на подголовник и аналитический модуль мягко подключился к серверу. В голове неприятно зашумело, перед глазами прошла рябь, плазменная панель надвинулась, заполнив собой всю вселенную. Теперь я — часть системы. Винтик в огромном механизме. Руки в сенсорных перчатках стали манипуляторами в виртуальном пространстве. Указательным пальцем ткнул в иконку енота. Остальные свернулись куда-то вниз, а енот встряхнулся и улыбнулся. Иконка отползла в сторону. Интерфейс виртуального пространства у госкорпораций не страдает разнообразием. Лишь функциональность.

— Добро пожаловать, капитан Новак, время входа восемь двадцать семь, — произнёс строгий женский голос. Это бот-секретарь нашего отделения. Я внутри системы. — Я сообщу об опоздании.

— Я собрал для вас данные по происшествиям за последние сутки, — вещал енот где-то на краю видимости.

— Показывай.

На экране возникла улица, вид сверху. Идущий по тротуару киборг внезапно хватает впереди идущего старика за шею.

— Другой ракурс.

Камера меняет вид. Теперь я смотрю на происшествие сбоку, но камера слишком далеко.

— Ближе.

Камера делает наезд на драку, лицо старика медленно наливается кровью.

— Звук?

«Нет, нет, простите, простите, я не виноват, простите...» — со слезами бормочет киборг.

— Анализ голоса.

— Слушаю, — Пончик смешно морщит морду, а затем выдаёт мне данные на боковую панель. Сквозь текст просвечивает изображение.

— Озвучь, — приказываю я. Чтение не входит в мои планы. Слушать гораздо продуктивнее.

— Александр Ирвин, сорок пять лет, адрес проживания: улица Восстаний, семьдесят пять, корпус «А», ячейка восемьдесят шесть, индекс ИМПа сорок семь процентов, не судим, социальный рейтинг тысяча сто семьдесят пять.

Ого! У него социалка в разы лучше, чем у меня. Образцовый гражданин. Наверное, и страховка со льготным условиями и отпуск два раза в год.

— Второй?

— Авдей Курчатов, шестьдесят семь лет, социальный рейтинг — тысяча пять, индекс ИМПа девяносто восемь процентов, адрес проживания: переулок Ленина, сто шестьдесят, ячейка сорок.

— Они знакомы?

— Насколько могу судить по данным их навигационных карт — нет.

— Может, в сети?

— Авдей Курчатов живёт один, его модуль не имеет выхода в сеть.

— То есть этот динозавр хочет жить вечно, но без сети? — усмехаюсь. Головная боль пробивается сквозь виртуальный экран.

— Динозавры вымерли несколько миллионов лет назад, капитан, он не может являться их потомком.

— Все мы потомки динозавров, Пончик, ты-то уж должен знать, — вздыхаю, ещё бы одну таблетку.

— Я сделаю инъекцию, если доктор Вислов одобрит, — слышу голос Маши, электронной помощницы.

— Что-то не так, капитан? — встревожено осведомляется енот.

— Всё норм, — пытаюсь я вернуться к работе, — значит, они не были знакомы.

— Похоже, нет. Есть протокол допроса Ирвина. Включить?

— Нет, в двух словах, пожалуйста.

— Он утверждает, что его протез взбесился.

— Что? — даже смешно.

— Он так и сказал «взбесился», — уточняет Пончик, — говорит, что не желал Курчатову зла и вообще не знаком с этим господином. Я склонен верить. Мимика лица и анализ голосовой карты свидетельствуют о том, что он говорит то,