гимназии, когда я стала, как уже говорила, интуитивно чувствовать и пыталась докапываться до сути вещей. Если я, икс, игрек рождены в результате подобной сделки, похожей на все другие деловые соглашения, то почему ожидают от меня, рожденной фактически по необходимости, чтобы я была похожа на своих родителей, на обе стороны, вступившие в сделку, чтобы я питала такое же непоколебимое уважение и огромную дочернюю любовь к ним, как и дитя, рожденное по любви, естественно и чудесно? Я остановилась на этой части моей исповеди, потому что для меня именно отсюда все и началось: сомнения, первая трещина, потом первая уверенность в своей правоте, вначале едва намеченная, но ставшая впоследствии моим убеждением.

Франчиска встала, и спустя несколько секунд Килиан услышал какой-то шорох. Он проследил за ее движениями и увидел, что она кидает камешки в большую лягушку с серыми пятнами на спине, затаившуюся среди обрубков дерева. Франчиска продолжала кидать камешки, пока наконец лягушка не спряталась в траве. Тогда Франчиска повернулась и зашагала прочь от берега. Килиану ничего не оставалось, как встать и последовать за ней.

Килиан проводил Франчиску до дому (она жила недалеко от парка). На прощание она, строгая и вся какая-то напряженная, поцеловала его в губы, а потом громко крикнула:

— До свидания! До свидания, хмурый селезень! — и засмеялась своим отрывистым смехом.

Килиан слегка ухмыльнулся, помахал ей рукой и зашагал в другую сторону. Было что-то около часа, а до дому был не ближний путь: он жил около бульвара Скиту-Мэгуряну. Но Килиан не торопился. Не успел он сделать нескольких шагов, как его нагнал грузовик, и Килиан, вспомнив, что час уже поздний, что он уже несколько ночей не спал, что завтра с утра его ждет множество дел, остановил машину. Когда грузовик тронулся, Килиан непроизвольно высунул голову в окно, посмотрел на ясное, лишь слегка затемненное небо, на огни, оттенявшие красоту этой сентябрьской ночи, от которой он был вынужден отказаться. Потом он улыбнулся, вспомнив слова, сказанные на прощание Франчиской, и, откинувшись на спинку сиденья, вновь пережил за несколько минут первый вечер их знакомства.

…— Ты не хочешь танцевать? Пригласи меня, и я соглашусь! — сказала она тогда на балу в огромном зале столовой и с детской грациозностью сделала какой-то ненужный жест, а он молча поднялся и повел ее танцевать. По дороге они натолкнулись на того высокого юношу с пышной гривой, с которым она танцевала несколько раз. Увидев их вдвоем, тот в замешательстве остановился, а потом бросился в противоположную сторону. Франчиска расхохоталась с той непосредственностью, которая удивила Килиана, и долго еще громко смеялась, совсем по-детски. Килиан выждал, когда она перестанет смеяться, не подавая никаких признаков нетерпения, как обычно, серьезный и даже немножко хмурый. Как неожиданно расхохоталась, так же она и оборвала смех и столь торжественно подала ему холодную руку, что Килиан вновь удивился.

— Я хотела от него избавиться, — сказала она откровенно. — Спасибо за услугу, которую ты мне оказал. Ты очень милый селезень!

— Это мне доставило удовольствие! — ответил он без тени улыбки.

— Я тоже так думаю, — заявила она с той уверенностью и смелостью, которые с самого начала поразили Килиана. — Наверное, не каждый день ты встречаешь таких девушек, как я.

— Действительно не каждый, — признался Килиан.

— И, вероятно, в скором времени и не встретишь, — рассмеялась она, не дожидаясь его ответа. Этот смех мог бы показаться возмутительным и надменным, если бы это смеялась не она, вся какая-то гармоничная, такая естественная в своей непосредственности.

— Больше не хочешь со мной танцевать? — спросил Килиан.

— Конечно, нет! Во-первых, ты мне совсем не нравишься, а во-вторых, мы с тобой рядом выглядели, наверное, очень смешно. Ты такой неловкий и тяжелый.

— Спасибо за ту легкость и смелость, с какой ты мне это говоришь, — по-прежнему серьезно сказал он. — Ты говоришь мне правду, не щадя меня, и это значит, что ты видишь во мне сильного человека.

— Да, — подтвердила она и стала оглядываться вокруг.

— Ты права, — сказал он, — я думаю, что все люди за нашей спиной хохочут над парочкой — лебедь и селезень.

— Ты так думаешь? — равнодушно спросила Франчиска.

— И поэтому я хочу как можно скорее прервать этот единственный случай, о котором говорила ты. Как ты правильно заметила, со мной подобного уже давно не случалось, и надеюсь, что вскоре не случится.

— Ты сердишься?

— Да! — подтвердил он.

Франчиска больше прислушивалась к звучанию его голоса, чем вникала в смысл произносимых слов.

— Ты такой серьезный, — заговорила она после непродолжительной паузы, — что если бы я умела рисовать, то изобразила бы тебя и подписала: «Карикатура на серьезность!»

— Скорее уж шарж! — первый раз за все время улыбнулся он и, церемонно поклонившись, пригласил: — Пойдем выпьем чего-нибудь? Или ты предпочитаешь пирожные?

Франчиска взглянула на него, пытаясь угадать, не насмехается ли он, но, не заметив ничего на его застывшем лице, быстро согласилась:

— Нет! Я лучше выпью вместе с тобой!

Килиан заказал цуйки, и они выпили.

— Ты где работаешь? — спросила она.

— По профессии я наладчик.

Она взглянула на его руки.

— Но теперь, — заметила она, — ты больше не работаешь. Руки у тебя словно лопаты, но теперь это белые лопаты, как в пекарне.

Он тоже посмотрел на свои руки.

— Ты права, вот уже несколько лет эти лопаты находятся не у дел.

— А чем ты теперь работаешь?

— Вот этим! — Он слегка постучал себя по виску.

— Ага! Ну и как, получается?

— Не сказал бы, чтобы очень. Если бы я прежде больше упражнялся, вот, вроде тебя…

— Меня? Откуда ты знаешь, что я «упражнялась»?

— Не знаю. Просто так, чую.

— Правда? — отозвалась она, не скрывая, что ответ ей понравился.

— Когда ты допьешь цуйку, можешь встать и уйти, если хочешь.

Она удивленно подняла на него глаза, но, увидев, что он улыбается, проглотила резкое слово, которое уже вертелось на языке. Вместо этого она сказала:

— А у тебя неожиданно теплая улыбка. Почему ты мне так улыбаешься?

— Чтобы сделать тебе приятное.

— Не понимаю.

Килиан не торопясь допил рюмку, потом повернулся и стал оглядывать зал. Заметив, что она пристально смотрит на него, ожидая ответа, он воскликнул:

— Ого! Тебя любопытство заело. Хорошо, я скажу.

Он выпил еще рюмку и загляделся на танцующие пары. Из-за столика, стоявшего возле стены, поднялся высокий худой мужчина, весь в черном, и что-то крикнул Килиану. Тот встал и направился к нему. Франчиска некоторое время следила за Килианом. Вокруг стола, к которому он подошел, сидело семь-восемь человек, мужчины и женщины. Как только он оказался рядом, все разом