Он даже старался подешевле купить сыр или колбасу. Внекоторых районах на окраине города можно было очень дешево приобрести овощи, ион вставал затемно, чтобы прокатиться в метро и успеть отовариться донаступления рабочего дня, когда у магазинов вырастали очереди из вечноворчливых старушек. Как только он появлялся в очереди, за его спиной постояннораздавались крики недовольных старушек, громко негодующих, что такой молодойздоровый человек в хорошей светло-коричневой дубленке занимает место в очередиза дешевыми продуктами.

Дубленка оставалась от прежней жизни и была совсем не новой.А выглядела хорошо только потому, что он старался не ходить в ней под снегом идождем. И иногда тайно подкрашивал некоторые места, придавая дубленке почтиновый вид. Плащ у него к этому времени совсем прохудился, и он вынужден былносить короткую куртку, которую купил в девяностом году, когда был втуристической поездке в Голландии. Куртка была ему уже мала, но он стоическинадевал ее каждый раз, когда нужно было выйти из дома осенью и весной. Примернос конца сентября и по конец марта он носил в Москве дубленку и выглядел совсемнеплохо.

Сначала ему еще приходили приглашения на различныепрезентации, но он на них не ходил, и ему перестали присылать приглашения. Онне ходил не только потому, что ему было неинтересно смотреть на жующихбездельников, которые обсуждали творчество Малевича или Кандинского в перерывахмежду блинчиками и рыбными блюдами, но и потому, что ему было скучно смотретьна новые картины, которые он не любил и не понимал.

За последние три месяца он не заработал ни одного рубля.Дважды удавалось взять в долг у знакомых художников. Один одолжил пятьдесятдолларов, другой дал триста рублей. Но разве это деньги? Нужно было собиратьсяи снова выезжать куда-то в областные театры, чтобы сделать халтуру и привестидомой хотя бы несколько тысяч рублей. К этому вторнику у них осталось домаоколо тысячи рублей. Нужно было заплатить за квартиру и как-то прокормиться ещедве или три недели. Он надеялся, что после этого ему переведут деньги из Тулы,хотя их могли и не перевести вовремя. Нужно было отложить деньги на поездку вНижний Новгород, куда его давно приглашали работать. В общем, нужно было иметькак минимум в несколько раз больше денег. Но их не было. И Булочкин не виделникаких перспектив. Продавать из дома вещи было последним делом. Машину он ужепродал. В это утро Рита снова задала свой «фирменный» вопрос — спросила,сколько у них денег. Он обшарил все карманы и нашел сорок четыре рубля.

Когда он сообщил ей, сколько денег осталось дома, онаустроила очередную истерику. Рита кричала, что он обрек их на голодную смерть,что она всегда подозревала его в бездарности. «Твои дерьмовые рисунки никому небыли нужны! — орала она. — И еще ты весь день сидишь дома, вместо того чтобыработать, как все нормальные люди. Почему ты не можешь устроиться маляром?» —бушевала Рита.

Денис Иванович обычно не ругался и не отвечал на ее упреки.Только поэтому они могли еще жить, не убивая друг друга. Он уходил в своюкомнату, превращенную в мастерскую, и начинал работать. Рита сначала ругалась,потом плакала, потом врывалась в его комнату, иногда крушила что-нибудь илибила посуду. А потом успокаивалась и звонила кому-нибудь из своих подруг. Этобыло ее любимой отдушиной. Она могла часами разговаривать со своими подругами,и Булочкин морщился, слыша, как она истерически хохочет, разговаривая потелефону. Слава богу, плата за телефон еще не была повременной и она моглапозволить себе говорить часами.

Рита тоже не любила никуда выходить. Когда-то она быладовольно симпатичной и энергичной женщиной. Но с годами потолстела,превратилась в необъятную бабу с визгливым голосом и некрашеными волосами,напоминавшими пакли у старой куклы. К тому же ей нравилось ходить дома в старыхфинках, которые остались еще от прежней жизни. Булочкин с ненавистью смотрел наее толстый зад. Несмотря на внешнюю неопрятность, она все еще пробуждала в немкакие-то приятные воспоминания. Может быть, ее кустодиевские формы нравилисьДенису Ивановичу. Ведь он был еще совсем не стар, ему было только сорок шестьлет, и он чувствовал иногда необходимость разрядки. Как бы там ни было, онииногда занимались любовью. Правда, в последние годы это случалось нечасто. Одинраз в месяц или два. После ее очередного скандала у него пропадало всякоежелание, и они сутками не разговаривали.

Ему нравились супы в пакетиках, они так недорого стоили.Особенно польские супы. Он кипятил воду, высыпал туда содержимое одногопакетика и сверху бросал петрушку. На обертке было указано, сколько воды нужнона один пакетик, но он заливал всегда больше, чтобы растянуть одну порцию нацелый день или на два, если удавалось приготовить яичницу или пожаритькартошку. Иногда он жарил себе колбасу или сыр. В Грузии, где он любил быватьеще в восьмидесятые годы, ему всегда нравился жареный сыр. Но покупать сырэтого сорта было невозможно. И тогда он научился покупать и жарить обычныйроссийский сыр самого низкого качества. Рита каждый раз кричала, что он хочетубить ее этим запахом. Но он продолжал упрямо жарить сыр. Иногда она вспоминалао своих обязанностях и что-то ему готовила, но это было редко, к тому же доманикогда не бывало масла. Гораздо легче было покупать готовую еду, например,пельмени или макароны.

В последние месяцы он чувствовал боль в желудке и понимал,что нужно пойти и провериться. Но он страшился этого момента. Денис Иванович несомневался, что у него обнаружат язву. Его отец умер от язвы в пятидесятилетнемвозрасте, и он всегда боялся именно этой болезни. Но визит к врачам он упрямооткладывал, продолжая питаться как попало и всухомятку. В сорок шесть летстановилось понятным, что жизнь, в общем-то, кончена. Ему никогда не стать нибольшим художником, ни просто обеспеченным человеком. Будущее было определено снеотвратимой ясностью. Еще двадцать или тридцать лет ему придется жить в этойквартире, придется соглашаться на халтуру, перебиваться случайными заработками,терпеть издевательства и придирки Риты.

«Хорошо, что у нас нет детей», — иногда кричала она, и он, вобщем, был согласен с ней. Иначе ему пришлось бы гораздо сложнее. К тому жеРита при всех своих недостатках была все-таки понимающей женщиной, которая непросила денег на украшения, одежду, не требовала различных экзотических блюдили поездок на Канары. Она согласна была довольствоваться малым, лишь бы в домебыл хоть какой-то достаток. Она всего лишь хотела некоторой стабильности, каклюбая женщина. Он сознавал, что с другой женщиной ему будет гораздо сложнее. Ипоэтому он терпеливо сносил присутствие Риты, успокаивая себя, что могло быть игораздо хуже. К тому же она никуда не могла уйти. Ее дочь жила в Подмосковье сбабушкой и сестрой Риты, которая не вышла замуж и всю свою нерастраченнуюлюбовь отдавала племяннице. Иногда удавалось выбраться к ним и даже вкуснопообедать, пробуя домашние разносолы. Но это случалось редко, и к тому же нужнобыло отправляться туда с Ритой, которая умудрялась испортить самый спокойныйдень.

Иногда он собирал старые газеты, которые сваливали внизусоседи. Старый телевизор до сих пор работал, и это было единственное место,около которого сохранялся «враждебный нейтралитет». Здесь они смотрели всевечерние передачи. Теперь он стал интересоваться политикой, даже иногда ходилголосовать. Раньше, когда его картины хорошо продавались, он не задумывался,почему большинство владельцев художественных салонов евреи. Теперь он началподсчитывать, сколько процентов представителей этой нации владеют галереями встолице. Он составлял списки богатых банкиров, олигархов, главных редакторов,деятелей искусства и литературы и каждый раз, вписывая новую фамилию, радостновскрикивал, как будто составление некоего заговора против талантливогоживописца Булочкина было единственной целью всех живущих в столице евреев.