ли что поможет…

а на груди у них – сова,

в ногах – ухмылка лисья;

как не прислушаться к словам,

что напевают листья?..

я в старом доме, я заснул

опять – из сна не выйти;

Трёх голосов неслышный гул

поёт про ход событий…

вдали – сиреневый погост,

а я иду по хляби;

– он всё воспринимал всерьёз,

а потому ограблен.., –

так говорила молча Ель;

показывая правду,

и я покорно шёл за ней,

идти, не зная, надо ль…

местами не видать ни зги,

где в мае ночь повисла;

вот я уже среди могил

иду один, как призрак.

горят пять сигаретных искр;

смеются, молодые,

и смех летит – не вверх, а вниз,

к тем, кто лежит под ними.

– в последний час их было пять

друзей, да с пойлом едким;

дразнить Удачу каждый рад,

решили сесть…в рулетку;

достали только револьвер, –

гудела Липа с мощью, –

вдруг силуэт, как гриб в траве;

прохожий? тут, да ночью.

– Удачу испытают все,

не всем, – Берёза молвит, –

дано; глядят, Пятёркой сев,

шестой им – брат по крови…

зовут они его к столу;

идёт, по виду: ранен;

сажают между бывших клумб

на стул – надгробный камень.

– скажи нам, брат, твоя беда

в глазах блестит сквозь полночь;

что привело тебя сюда,

как предложить нам помощь? –

и предлагают, а вот тьме

лишь видно: рыж, что Август,

Шестой молчит; бутыль на мель

сажал – в пол сотни градус.

и вдруг Шестой заговорил:

– мою печаль простите,

сижу теперь среди могил,

поэт и сочинитель.

я был не раз отвергнут той,

в которой видел душу,

Удача ходит стороной

и не ко всем радушна.

и глазом смотрит, но косым,

и меряет, но криво;

кто расставляет на весы

людские перспективы?

кто положил на полость чаш,

и кто настроил грузик?

до наших нету дела жажд…

кто у Судьбы во вкусе? –

проста задача и сложна;

смириться с нею можно,

но остаётся только ждать,

и мучиться дотошно…

рыжеволоса, полымя,

и водит, центрифуга…

взгляните ж, люди, на меня –

кто любит рожи пугал?

глаза тараща, запивал…

круглы, что дно печали;

и речи тяжелей кувалд

пяти сердцам стучали…

вот дым пошёл, а смех затих,

курить – в шестиугольник;

а я стою, гляжу на них

свидетелем невольным;

да посудачили о том,

расспрашивая честно;

молчать на кладбище ночном

довольно неуместно;

но вдруг ударил крепкий хмель;

– сидим чего же, братья? –

спросил один, – каких потерь

достойны, что сказать вам?

сыграем прямо здесь в игру,

чем жить на карауле!

Судьбы – полёт, Удачи – руль,

так пусть она и рулит! –

и выстрел близок, правда, чей?

хоть дулом тычет в воздух;

кружок огня, а в центре – чернь:

жжёт револьвер-подсолнух.

– когда закрыто – нужен взлом;

стреляй, Судьбу обрадуй!

чтоб в жизни нам всегда везло,

давай, плати за плату! –

и встал Шестой:

– как решето же сердце, не иначе!

ну как не сделаться шутом,

смеющимся, где плачут?

пробито дробью мелких дрязг –

не держит, только цедит…

пуститься бы в смертельный пляс, –

сказал пред ликом Смерти.

развеселившись от тоски,

печалью опьянённый,

металл с огнём – холодный сгиб

там каждый брал проворно…

одна была на шестерых

на круг до смерти пуля;

и, выпив, каждый тут затих,

в последний раз глотнули.

вот закрутился барабан

и тишина повисла;

к виску приставил первый…дан!

щелчок… не грянул выстрел.

погост от смеха дрогнул весь –

так радость тушит ужас;

храбрец, которому за спесь

Удача улыбнулась.

но каждый в этот миг озяб…

вот очередь второго,

и спасовать уже нельзя…

и…рухнул, замурован…

не шевелится больше он, –

поют над крышей Стражи, –

и чёрной кровью обагрён

с ним револьвер упавший…

и крик, который обозлил

всех Пятерых на Случай,

когда лежал поверх могил

живой!!! но невезучий…

склонились… он шагнул во Тьму;

трясётся бледный третий,

как не стрелять теперь ему,

кто испугался смерти?..

вставляет пулю он в гнездо,

и палец его мягок;

червь металлический, глистом

плоть продырявит яблок…

о, эта пуля-червячок…

незрячая неряха;

дарует ли Судьба щелчок?

но хмель был крепче страха…

пусть будет так… всё видел Бог;

глядят… Смерть на пороге…

к виску подносит… и оглох! –

щелчок был слишком громким.

и не поверил он ушам –

расхохотался дико,

заплакал вдруг, и плач мешал

с дрожащею улыбкой.

– я не хочу под свод могил! –

безумно взвыл четвёртый;

– как допустили, как смогли:

наш друг свалился мёртвым!

проклятый хмель всему виной!

стряхнём же чары эти,

пока не скошены слепой

рукой костлявой Смерти!

но третий взял его за грудь,

встряхнул, оскалив зубы:

– теперь ты хочешь умыкнуть,

мозги увидев трупа?

он был наш друг, наш пятый брат,

лежит в кровавой луже;

куда его глаза глядят,

но не тебе ли в душу?

мы вместе сели в ритуал,

все до тебя рискнули;

быть может, он в себя стрелял

твоей злосчастной пулей!

он жить достоин, он, резвей,

чем ты, курок нажавший! –

здесь только начали трезветь, –

поют над домом Стражи…

блестели слёзы на щеках,

пока буянил третий;

четвёртый с просьбой на