нечем;

– без по воде писавших вил

не может быть рассказа,

и пять могил… кто сочинил,

что все признали сразу? –

спросил – и вид на огород

из кухни перед взглядом,

где пугало своим трясёт

обкромсанным нарядом…

– …попей чайку из серых трав, –

скрипучий голос в ухе,

и тут же завтра и вчера

сошлись на этой кухне…

*

пространство заслонив собой,

стоит её фигура,

а под столом и подо мной

гурьбой гуляют куры…

– ну, раз ты хочешь правду знать,

в Канун с тобою сходим; –

в дверной проём заходит Пять –

они? светлы, как полдень.

мне не смешно уже совсем:

боюсь… смотрю на бабку,

а дом своих облезлых стен

как бы раскрыл изнанку,

он вывернул во двор нутро,

оставшись неизменным,

и мутной пелены покров

наполнил кухни стены;

а Пятеро шагнули вниз –

как будто в бабкин погреб,

от света не увидишь лиц,

стояли даже возле б;

как явный сон… отставил чай,

но было слишком поздно;

– пойдём с тобой в глубины тайн,

вдоль Времени откоса…

и календарь, где синим год,

висел там, между прочим:

и тысяча, и девятьсот,

и девяносто восемь…

…идём по улице, окрест

не замечаю вида;

подходим к дому 26,

а там уже открыто…

от страха кругом голова

и давит рудый воздух;

– ты Ель спроси зайти сперва,

и Липу, и Берёзу.

я над собою слышу гул,

как гул, зудящий в ножнах…

и в кронах платьев наверху

мне отвечают: «можно…»

я захожу в седую дверь

за бабкой, озадачен –

и вижу в доме… Лес, где серп

уже повис над чащей…

*

– пойдём с тобой в Канун, на горб,

где Время крючит спину,

я покажу тебе того,

кто застрелил мне сына…

кивнул в ответ, и мы пошли –

я и мой женский пращур,

из дома, где Времён отшиб,

в саму Лесную чащу.

я понимал, что это сон,

проснуться неспособный;

где не проедет колесо,

в глуши вели нас тропы,

а ночь по-летнему густа,

но Лес прохладой веет,

и под ногами, на кустах

жучки горят и феи.

– нас поведёт собачий нос, –

взглянув, сказала бабка, –

и тут же между крон, из звёзд,

вперёд пошла Собака;

– нас поведёт с тобою Крыс, –

из звёзд хвостом махнувший,

с небес к земле в полёте вниз

повёл нас в край заглушный;

– нас поведёт и Богомол, –

и он возник из точек,

на небе, где кудряшки сплёл

Лесной незримый зодчий;

– нас поведёт с тобою Кот, –

но не из звёзд, как раньше,

живой залез на небосвод,

явился, в дым раскрашен.

– нас поведёт с тобой Петух, –

в глуши: живой и красный,

где Август ублажает слух,

поёт медовый Праздник.

новопреставленный Июль

набух, в меду замочен;

на алтаре, готовый Культ

принять, лежит у Ночи.

а тут над алтарём возник

из россыпи созвездий

одушевлённый контур, лик

угрюмой Дамы Крести.

– нас дальше поведёт она,

где ветер дует в парус;

увидишь – полночь будет над,

когда наступит Август.

и мы спустились в темноте

травы колючей между,

где уже лодка на воде

ждала в кустах прибрежных;

река похожа на ручей,

с кувшинками и тиной;

ведёт она в прохлады чернь –

а там ни зги не видно…

…я раньше не держал весло

и грёб движением грубым,

а бабка на меня без слов

глядела, поджав губы;

– Ночь петуха прервёт полёт, –

сказала вдруг, – а в чаще

под полночь Август запоёт

и Пугало прискачет.

Июль горел, осталась треть,

над чащей плавал, сварен;

вдруг кто-то начинает петь –

в Лесу, как будто парень,

но голос звонок и высок –

прошил лесные стены,

а я к нему спиной, не мог

увидеть, кто же тенор;

и вот он слева, виден весь:

цветочный, белоснежный…

на берегу стоит Певец

и песнь поёт Надежды.

в рудбекий золотых шарах,

что в солнечных помпонах,

с калёной песней на устах,

холодный голос – в кронах…

рыжеволос он и кудряв,

по плечи длинный локон,

и борода в цветочный шарф

течёт густым потоком;

и ощущение того,

что тот, за ширмой леса,

поёт, невидим, каждый год –

вблизи сейчас, о, месяц…

ты будто раскопал сверчка,

твой взгляд, сплошной, как зрение,

навис над ним, как облака,

и зришь звукорождение;

но песня Августа – вино…

жжёт серебром холодным;

на голове несёт венок

в пастель цветов безродных,

и так он пел, как разве бог:

и нежный глас, и громкий,

что я наслушаться не мог,

застыли рядом в лодке…

и можно всё ещё успеть,

и сердце может верить,

невинна смерть, не будет смерть!

о, Август, неужели…

Лесной звенит от пенья дом;

всё выше, светлый, крепок! –

и завершает верхним До…

Июль летит на небо к…

развеян прах, нет никого

уже на певчем месте…

за полночь. Август. высоко

мигает Дама Крести…

– гляди, – вернула в явный сон,

меня окликнув, бабка, –

сейчас сюда прискачет он…

мне снова стало зябко;

– он мчит за ней Лесной тропой, –

и, перст кривой поднявши,

макнула в темень над водой,

да в звёзды, неба дальше;

и правда, скоро, у воды,

Наездника заметил;