Я слушала, кивала и пыталась понять, как это все моглопроизойти со мной?

Больницу я покинула, но дома стало еще хуже: я бояласьнаходиться в квартире, боялась из нее выйти, боялась звонков в дверь и звонковпо телефону, а также боялась смотреть в зеркало и тяготела к стенному шкафу, втемноте которого чудилась безопасность. Ночью мне снился один и тот же сон, яметалась, орала и изводила соседей, потому что дом у нас панельный и слышимостьхорошая.

В одно раннее утро, в самом начале весны, пользуясь тем, чтомама лежит в больнице и я предоставлена самой себе, я вышла на балкон и снекоторым облегчением сиганула с него вниз. Однако прямо под балконом рослодерево, а снег еще не сошел. Ничего не сломав, я оказалась в первой психиатрическойбольнице, в палате номер шесть, в компании совершенно сумасшедшей девицы летдевятнадцати, повредившей рассудок на почве безумной страсти и религиозности.Она собиралась стать монахиней, но вдруг влюбилась, с любовью не повезло, и врезультате она теперь прохлаждалась на соседней койке.

Мы вели с ней долгие беседы, философствовали, плохо спали поночам и прониклись друг к другу большой симпатией. Именно сумасшедшая Валькасказала мне как-то ночью:

— Бог тебя дважды спас от смерти. Значит, ты не простотак сюда явилась, а есть у тебя на земле какое-то дело, и он, Бог то есть, вотношении тебя имеет виды. То есть не просто так на свет тебя произвели, а скакой-то надобностью. И ты с балконов сигать завязывай, а прислушайся. Бог дасттебе знак, и тут главное не ловить ворон, а внимательно слушать и строгоследовать. Слышишь, Варвара?

— Слышу, — кивнула я. — У тебя диагноз какой?По секрету скажу: ты ему соответствуешь.

Однако думать о том, что Господь проявлял заботу и спасалменя, было приятно, правда, кое-что меня мучило, и я спросила Вальку не безехидства:

— Если у Господа в отношении меня какие-то планы,почему б ему не избавить меня от неприятностей? Сделать так, чтобы всякие психине крушили мне челюсть, и все такое, а я бы шла к намеченной цели без увечий.По-моему, пользы от меня было б несравненно больше.

— Дура ты! — рассвирепела Валька. — Онпосылает тебе испытания. Неужели не ясно? Выполнить Божью волю ох как непросто,и ты должна соответствовать.

— А он тебе ничего не говорил, как долго будут длитьсяэти испытания? — поинтересовалась я. В ответ Валька швырнула в меняподушкой и вроде бы обиделась. Я отвернулась к стене, заметив ворчливо:

— Если у тебя с Господом есть прямая связь, намекниему, пожалуйста, что я не люблю ждать.

— Надо иметь терпение и быть внимательной, —поучала Валька. — Вот увидишь, знак будет.

Явились ли последующие события Божьим перстом — судить неберусь. Вот так запросто, чтобы я могла понять, Господь мне ничего не сказал,но далее начались вещи удивительные и даже странные. Как именно Господьбеседует с нами, грешными, я не знала, а потому вскоре поверила Вальке, что всепроисходящее — не иначе как Божий промысел.

А начались чудеса утром в среду. Мы готовились к обходу,Валька рассматривала потолок, как всегда, с заметным интересом, а я неожиданнодля себя сказала:

— Да не бойся ты этих уколов. Смотри в сторону и думайо чем-нибудь нейтральном. А то таращишься на иглу и сама себя пугаешь.

— Откуда ты знаешь, что я боюсь? — спросила она.

— От верблюда, — хмыкнула я.

Вместо того чтобы ответить что-нибудь заковыристое, Валькапереместилась ко мне на кровать, уставилась на меня пронзительно и даже дико иласковым голосом повторила:

— Откуда ты знаешь, что я боюсь уколов? Я тебе об этомне рассказывала.

— Слезь с моих ног, больно, ноги у менямногострадальные, и их жалко.

Валька примостилась сбоку, не отрывая от моего лица горящеговзора, и еще раз спросила:

— Как ты узнала?

— О Господи, — покачала я головой. —Догадалась, заметила, сообразила…

— Да? — Валька нахмурилась, подрыгала ногой, апотом сказала:

— А ты знаешь, как я пошла в первый класс?

— Как все, — разозлилась я.

— Понятно, как все. А что-нибудь такое со мнойслучилось?

Я немного подумала, пытаясь вспомнить.

— А… ты в лужу упала, возле самой школы. Был солнечныйденек, дворник с утра полил цветочки, на асфальт натекла лужа, и ты в нееугодила животом. Мама сбегала домой и принесла форму твоей старшей сестры,которая училась во вторую смену, быстренько переодела тебя в туалете, а тыревела, потому что форма была тебе велика и вообще обидно.

В продолжение моей речи Валькины глаза разгорались все ярче,а улыбка, вначале слабая и нерешительная, стала широкой и лучезарной.

— Ну и откуда ты это знаешь? — бодропоинтересовалась она.

— Ты и рассказала.

— Как бы не так. Ничего я не рассказывала. А что ты ещепро меня знаешь?

— Да все, — немного подумав, ответила я. —Это неудивительно. За месяц, который ты обретаешься по соседству, только иделаешь, что болтаешь.

— Память у меня хорошая, — хмыкнула Валька. —И про мой поход в школу я тебе точно не говорила… Да Бог с ним. Нужен пример,после которого у тебя глаза откроются.

— Какие глаза? — насторожилась я.

— Твои. Ты считаешь, что я сама все разболтала, а язнаю, что это не так. Необходим пример, который тебя убедит. О чем я точноникогда не говорю?

— Ну… о своей любви, то есть о том парне…

— Правильно. А теперь расскажи, как мы с нимпознакомились.

Я нахмурилась, прикрыла глаза и прислушалась к чему-товнутри себя. Происходило нечто странное…

— Ты упала со стула в столовой, все засмеялись, тылежала дура дурой, а он подошел и помог подняться.

— Точно, — взвизгнула Валька и даже вскочила скровати. — Вот он — знак!

— Сейчас Татьяна придет, попрошу ее лишний уколсделать, крыша у тебя вовсю съезжает.

Валька схватила свою подушку и дважды меня ею огрела, послеэтого спросила в крайней досаде:

— Ну что еще надо, чтобы ты поняла?

— Ладно, уймись. Я Жанна ДАрк, Божья избранница. Тольконе хочу гореть на костре. Пусть меня лучше еще раз с моста сбросят.