этот раз, следы своего пребывания, чтобы разверзнутый банкомат не бросался в глаза, Анатолий отправился дальше и лишь потом сообразил, что деньги ему в общем-то и не нужны. Зайдя в типичную «Пятёрочку», он спугнул пару крыс и обнаружил, что хозяева отключают холодильники на ночь в целях экономии электричества. Довольно неприятное открытие, однако оно не помешало ему набрать всего чего душа пожелает и покинуть магазин незамеченным. Но всё это было лишь попутными остановками; конечная его цель была иная. Добравшись до центра города, он начал свою тайную ночную деятельность. Посетив несколько закрытых для гостей и не используемых особняков, где он долго бродил с фонарём по мрачным комнатам с осыпающейся лепниной и запахом сырой штукатурки, опьянённый чувством свободы, он перешёл к нескольким небольшим музеям, книжным лавкам и прочим магазинам. Углубляясь всё дальше, он с наслаждением прогулялся по чугунной веранде скрытого от посторонних глаз особняка Демидовых, с замиранием духа прошёлся по аутентичным залам дома Брусницыных, а затем долго шатался по Каменному остову, заглянув во все необитаемые строения на нём. Утром, когда город просыпался под мерный шум машин и тусклый свет серебряного неба, он через чёрный ход проник в Эрмитаж, отсиделся до открытия в одном из подсобных помещений, а затем весь день наслаждался бесплатной прогулкой по музею. Посещать ночью столь значимые объекты он всё же опасался, поскольку не был уверен, что если волшебные слова незаметны для сигнализации дверей, то и он сам тоже не будет заметен в других местах. А позже, вернувшись домой под вечер, он с балкона раскидывал пятитысячные купюры и глядя вниз в бинокль разрывался судорожным хохотом, наблюдая, как кто-то подрался из-за оранжевой бумажки, как люди бросали пакеты и кидались под колёса машин, как останавливались те же машины и водители вступали в схватку с пешеходами, как стало плохо бабушке, которой купюра прилетела прямо в руки, а другая, не растерявшись, вмазала ей тростью и отобрала деньги, и как одна мамаша, увидев сверкнувшую в закатном солнце бумажку, ринулась за ней, оставив коляску с ребёнком на проезжей части, а женщина с собачонкой на руках, заметив тот же заветный листок, выронила своё четырёхногое чадо на асфальт, вскинув руки небесной благодати.

Анатолий смеялся так, что в итоге закатился сухим раздирающим кашлем. Так весело ему не было давно. Не было ни малейших угрызений совести – ни за воровство, ни за проникновение на охраняемые объекты и частную собственность, ни за нарушенное спокойствие прохожих – он решил, что его извечные изыскания должны быть как-либо вознаграждены, и что эта награда наконец нашла его.

Прошло несколько месяцев, и всеохватывающая свобода начала Анатолию надоедать. Посетившее его ненадолго счастье начало превращаться в обузу, с которой он не знал, что ещё делать. Всё надоело ему; он уже облазал всё, что только можно, но везде находил одно и то же: обшарпанные стены, сырость и крыс. Скрытый от посторонних глаз мир был скрыт не просто так; он оказался весьма тусклым и однообразным, и ковыряние в пыли времени не приносило удовольствия. Ничего существенно нового он для себя не открыл; да, он побывал там, где многим быть и не снилось, но они ведь и не догадывались о существовании таких мест и вряд ли позавидовали бы ему. Он спас пару кошек, удирающих от собак и встретивших на своём пути препятствие в виде двери или решётки, но на этом его подвиги закончились. Иногда он вспоминал тот случай с закрывшемся в квартире ребёнком, но мысль поработать пожарным или полицейским ни разу не постучалась в его забитую хламом голову: всё время его теперь уходило на применение своего дара с целью мнимых поисков, скрывающих лишь своё собственное развлечение. Он провёл несколько ночей в библиотеках, перелистывая потрескавшиеся от времени фолианты, но содержимое их теряло для него смысл; он пытался найти всё и сразу, открывая всё подряд, но ничего там не находил и разочаровывался всё больше. Дошло до того, что он со скуки начал откровенно хулиганить: открывал двери метро во время движения поезда и концертных залов ещё до начала представления (так он, кстати, посмотрел несколько концертов бесплатно, тихонько проникнув в зал до начала действия), двери уличных туалетных кабин, когда там кто-то был, по ночам – торговых центров и магазинов, а однажды, когда по улице перевозили лошадей в трейлере, он открыл загородку, и перепуганных животных потом долго ловили по городским подворотням. Другой раз он открыл в зоопарке несколько клеток с животными и веселился, смотря, как разбегаются в ужасе посетители.

Время шло, и его дар превращался в проклятье. Обладая им, он уже не мог его не использовать, а использование его ничего за собой не несло, кроме мимолётного удовольствия от распахивающейся пред тобой двери, которое вскоре тоже перестало радовать. Он потерял тягу к открытиям, пресытившись ими; он более не мог терпеть их пресный, надоевший вкус; запертые двери, таинственные особняки, запретные зоны и странные чуланы более не интересовали его, и открывал он их ради только того, чтобы открыть и оставить открытыми. Попробовав искать истину в древности, в музее он сдвинул крышки нескольких египетских саркофагов и открыл на всеобщее обозрение гроб с мумией, причём во время работы музея, однако посетители не обрадовались и со страхом разбежались, а некоторые сочли, что на них свалилось древнеегипетское проклятье. Суеверность последних несколько позабавила Анатолия, и он нашёл новое применение своему дару.

Одновременно со своими похождениями он не переставал искать ещё и то, откуда и что вообще такое – его дар. Несмотря на всю его необычность, он перестал считать его чудом, и использовал весьма банально. Сколько книг и научных статей он не прочёл, нигде ни о чём подобном не говорилось, а если и упоминалось, то весьма туманно. Тогда он решил экспериментальным путём выяснить природу своего дара. Будь он дьявольской силой, то не стал бы работать против неё самой. Анатолий начал путешествовать по миру, прикасаясь к старинным зловещим гробницам и вскрывая их, и в одном из древних городов Майя он открыл ворота, по преданию местных суеверий ведущие в ад, но никакого ада там не обнаружил. Он проверил так же и то, не пророчество ли это древних египтян – и отправился в Египет, усомнившись, что гробницы в музее, легко открытые им, были подлинными. Но тайные комнаты великих пирамид раскрывались пред ним, и он, опасаясь, правда, заходить внутрь, разворачивался и с тоской уходил, а затем читал в газетах, что одна из