Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пальцы Таса нервно перебирали четки.
— Я долго обдумывал свое решение, — объяснил он. — Как ты мне всегда советовал.
— Я когда-нибудь советовал тебе не подчиняться моим приказам?
Тас с трудом удержался от ответного упрека. Отец всегда хотел, чтобы он вырос истинным правителем, но редко позволял что-нибудь решать и делать самостоятельно.
— Отец, ты оставляешь мне слишком мало места для манёвра, — сказал он.
— Места у тебя вполне достаточно, — ответил Шараман. — Для манёвра, а не для того, чтобы вытаптывать всё на своем пути!
— У нас были сведения о том, что Аламут вооружает наших врагов! — оправдывался сын.
— Чтобы ввести мои войска в священный город, одних сведений недостаточно, — рявкнул царь. — Наши враги не станут мириться с вашими выходками! Вы об этом не подумали?
Тас не верил своим ушам. Он был уверен, что его решение о штурме — правильное. Теперь он в этом засомневался. Юноша обернулся к Низаму.
— Нечего оглядываться на дядю, мальчишка! — пристыдил его отец.
— Ответственность за это решение и его последствия лежит на мне, — сказал Тас. Потом, зная, что вернуть отцовское доверие он сможет только одним способом, добавил: — Я сам прослежу за поисками оружия. Даю слово, что ты не увидишь меня до тех пор, пока в моих руках не будет веских доказательств измены Аламута.
И он, высоко подняв голову, вышел из покоев.
Как только племянник скрылся за дверью, Низам приблизился к брату и постарался его успокоить.
— Ему не терпится познать на собственном опыте тяжесть короны, которую он когда-нибудь унаследует, — сказал визирь.
— Но ты-то не знаешь ее тяжести, — напомнил ему Шараман.
Низам ничего не ответил, прикусил губу. Они братья, но никогда не станут равными. Шараман всегда превосходил Низама — сначала был наследным принцем, потом стал царем. Но младший брат давно научился скрывать свои чувства. Он появился на свет для того, чтобы служить старшему, и ничто этого не изменит. Поэтому Низам перевел разговор на другое.
— Я приказал устроить пир в твою честь, — сказал он. — Твои сыновья и подданные жаждут увидеть тебя.
Гнев царя немного поутих. Его сменила усталость, неотделимая от тяжелого бремени власти. Может быть, празднование в честь владыки хоть немного улучшит его настроение.
— На этом пиру все будут ждать моей улыбки? — осведомился Шараман.
Низам рассмеялся:
— И еще — что ты немного выпьешь. Шараман улыбнулся в ответ. Потом опять погрузился в размышления.
— А Дастан? — спросил он Низама. — Он тоже пошел в бой без разрешения?
— Небольшое нарушение субординации в порыве вдохновения, — улыбнулся Низам.
Шараман поразмыслил над этим и покачал головой. Время не обратишь вспять, что было, того не изменишь. Хочет он того или нет, а священный город Аламут теперь стал частью его государства. И мальчик, которого он подобрал на улицах Назафа, ныне получил прозвище Персидский Лев.
* * *
Сам же Лев в этот миг праздновал победу. В одном из внутренних дворов Дастан и его друзья развлекались по-своему.
К стене прислонился Рохам, тот рослый солдат, с которым Дастан не так давно тренировался в боевых искусствах. А перед ним стоял Дастан с кубком в руке.
Дастан внимательно оглядел солдата. Потом стену. Потом отпил из кубка и бегом бросился к стене. Подскочил, взбежал по стене на один шаг — и с грохотом свалился наземь под громкий смех своих товарищей.
— Третий шаг самый трудный, — улыбнулся он.
— Я и второго-то не заметил, — поддразнил чей-то голос.
Дастан поднял глаза. Перед ним сидел на коне его брат Тас. Наследный принц спешился и протянул руку названому брату.
— Мы обнаружили развалины подземных ходов на восточной окраине города, — сказал Тас, подождав, когда Дастан отряхнется. — Я еду туда.
Дастан удивленно посмотрел на брата:
— И не пойдешь на пир?
Тас кивнул. Гарсив с Дастаном прекрасно справятся на пиршестве и без него. Но сначала надо было уладить еще одно дело.
— У тебя есть почетный дар, который ты преподнесешь нашему отцу? — спросил Тас.
В глазах Дастана вспыхнула паника. Как он мог забыть? Таков обычай!
Тас рассмеялся:
— Я так и знал, что ты забудешь. — Он похлопал брата по плечу, потом подал знак слуге. Тот принес Дастану большой сверток.
— Это молитвенная мантия аламутского верховного жреца, самого святого человека во всех странах Востока, — сказал Тас. — Царь будет рад такому подарку. Ты храбро сражался за меня, — добавил Тас. — Я рад оказать тебе ответную услугу.
Тас умолк. Его взгляд устремился на что-то за спиной Дастана. Повинуясь взмаху его рук, Дастан обернулся и увидел принцессу Тамину в сопровождении персидских стражников и служанок.
— Редчайший бриллиант. Но наш отец — строгий ценитель жен, — тихо молвил Тас. — Представь ее царю от моего имени, Дастан.
— Охотно, — отозвался Дастан, готовый выручить брата.
Тас опять сел на коня, но прежде чем уехать, склонился к Дастану. Оставалось еще одно дело.
— Моя женитьба на принцессе обеспечит мне верность ее подданных, — сказал Тас брату. — Но если отец не одобрит нашего союза, прошу тебя: отними у нее жизнь своей собственной рукой.
Эта просьба удивила Дастана. Он не знал, что ответить.
— Однажды я стану царем, — продолжал старший брат. — И тогда мне будет нужна уверенность в том, что тебе можно доверять. Что ты всегда будешь повиноваться моим приказам. — Он сурово заглянул брату в глаза.
Дастан ответил — еле заметным кивком.
* * *
В покоях принцессы персидские служанки готовили Тамину к встрече с царем. Ей вымыли ноги, одели в нарядное персидское платье. В своем собственном дворце Тамина чувствовала себя чужестранкой.
В эту минуту в покои вошел Дастан. Он успел вымыться и переодеться для праздничного пира, но за поясом по-прежнему красовался Кинжал.
— Я пришел представить вас царю, ваше высочество, — официальным тоном объявил он.
— Итак, меня сопровождает принц Дастан, Персидский Лев, — презрительно фыркнула принцесса, пройдя мимо него к двери. — До чего же, должно быть, приятно удостоиться стольких похвал за то, что ты разрушил ни в чем не повинный город.
Он шагнул за ней.
— К тому же ты принц Персии, — продолжала она. — Бесчувственный и жестокий.
— Рад познакомиться с вами, принцесса, — отозвался он, поравнявшись с ней и стараясь попасть в такт ее шагам. — И смею ответить, что если истребление врагов моего царя считается преступлением, то я охотно совершу его снова и снова.