Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я — Земля, я — Земля… Как слышимость? Отвечайте. Я — Земля…
Голос Трайнина, раздавшийся из приемника, был настолько близок, что Веденеев, стоявший рядом с динамиком, вздрогнул и едва не выронил пенсне.
— Я Комета. Слышимость хорошая… Все в порядке… На взлете машину сильно раскачивало. В остальном никаких замечаний. Скорость эн-два. Высота ка-четыре. Иду выше. Самочувствие хорошее.
— Комета, Комета, Комета, почему не включаете ускоритель Строева?
— Ускоритель включен. Скорость эн-четыре. Иду вверх… Высота ка-шесть, восемь… девять… Выключаю ускоритель… Перехожу на горизонтальный полет…
Несколько минут Трайнин молчал. На экране локатора луч указателя скорости дрожал у цифры «6000». Потом резко подскочил до «6700», — видимо, Трайнин вновь включил ускоритель.
— Комета, Комета, как самочувствие?
— Ничего, держусь…
Строев с тревогой посмотрел на Самарцева. В голосе Трайнина было что-то необычное… Министр взял микрофон у Самарцева:
— Виктор Владимирович, идите на посадку. Это — приказ. Повторите.
Несколько минут динамик молчал, потом раздался хриплый, изменившийся до неузнаваемости, голос Трайнина:
— Иду на посадку…
— Комета, что случилось? Отвечайте!
Динамик молчал. На экране локатора быстро мелькали цифры: стратоплан стремительно шел вниз. Мелькали цифры: «380»… «320»… «290»…
— Комета, Комета, что случилось? Отвечайте!
Стратоплан с нарастающей скоростью несся к земле. Оторвавшись от экрана локатора, Строев мгновенно охватил взглядом застывшего у микрофона министра, бледного, как полотно, Самарцева, судорожно схватившегося за воротник Веденеева, растерянные лица конструкторов…
— Комета, Комета, отвечайте, отвечайте…
Тишину в комнате нарушало только легкое потрескивание атмосферных разрядов, доносившихся из эфира. Все замерли, прислушиваясь. Потом Веденеев внезапно протянул руку к локатору. Взгляды всех направились на светящийся экран. Быстрой смены цифр, показывающих изменение высоты полета, больше не было. Стратоплан перестал падать. Он шел теперь на небольшой высоте, постепенно приближаясь. Строев первым увидел через окно сверкнувшую в небе машину. Серебристая, крылатая стрела начала плавно снижаться над зеркальной поверхностью озера.
Белые каскады пены возникли по обеим сторонам длинного корпуса и, поднимая за собой крутую волну, стратоплан скользнул по воде к металлическим сваям причала. Но скорость была слишком велика. Все увидели, как стратоплан, минуя причал, врезался в песчаный берег и, сломав левую плоскость, замер неподвижно, перекосившись на бок.
Строев, Самарцев и еще двое молодых инженеров побежали напрямик к берегу озера. Остальные подоспели на машине спустя несколько минут.
Трайнина подхватили на руки. Он был бледен, не стоял на ногах. Его уложили на сидение автомобиля и тут же отправили в больницу.
Министр и Веденеев отправились вслед за ним. Через час они вернулись. Главный врач потребовал, чтобы никто не тревожил Трайнина, которому был нужен полный покой. Впрочем, ничего опасного не было. Кроме небольшой раны на подбородке, никаких иных повреждений у Трайнина не оказалось. Но общее его состояние было такое, что только длительный покой мог восстановить силы.
— Организм на редкость крепкий, — успокоил министра и Веденеева главный врач. — Но он испытал в полете внезапное и сильное потрясение. Сейчас трудно определить, отчего это произошло.
Да, в самом деле, почему это произошло с человеком, полным сил, привычным к полетам сверхскоростных самолетов?.. Этот вопрос глубоко взволновал Строева. Этот вопрос не давал покоя и генералу Славинскому.
Глава 6
Тут же, после неудачного приземления стратоплана, Веденеев распорядился тщательно осмотреть снаружи и внутри всю машину, определить, в каком техническом состоянии находятся приборы управления. Обследование поручили Строеву, Самарцеву и еще нескольким сотрудникам первой конструкторской и радиотехнической групп.
Когда Строев и Самарцев проникли через люк в кабину пилота, первое, что им бросилось в глаза, — это разбитый щиток с контрольными приборами и рукоятками управления приемо-передающей радиостанции.
— Смотрите, Георгий Владимирович, мне кажется, это кровь, — воскликнул Самарцев, наклонившись над разбитым щитком.
На светлой пластмассовой облицовке пульта управления ярко выделялись пятна крови, еще совсем свежие.
— Он ударился лицом, — произнес Строев, — вы видели Трайнина, ведь у него в крови весь подбородок. Сильно, видимо, ударился — разбил щиток.
— Скорость машины была огромной. Может быть, это тоже подействовало, — в раздумье предположил Самарцев.
Строев внимательно посмотрел на него, но ничего не ответил. Мысль, мелькнувшая у него, была неожиданной, и он боялся, что она ускользнет. Выбравшись из кабины, он поспешил закончить осмотр машины.
Вечером, заехав на мотоцикле в больницу с кульком румяных яблок, Строев попросил разрешения повидать Трайнина. К своему великому разочарованию, он услышал от дежурного врача категорический отказ.
— Трайнин находится под наблюдением опытного невропатолога, самочувствие его улучшается… Но говорить с ним пока нельзя, — врач извинился и ушел в палату.
Строев выехал на широкую улицу, ведущую к городскому парку. Захваченный своими мыслями, он миновал парк, выехал за город. Догадка, блеснувшая в сознании во время осмотра стратоплана, не давала ему покоя.
Исчезли последние сомнения — враг есть. И это исключительно сильный враг, еще не известный и пока неуязвимый. Но во мгле этой неизвестности появился проблеск. Пусть он мал, однако чутье подсказывало Строеву, что он на верном пути.
Освещая фарой редких прохожих, Строев медленно вел мотоцикл по окраинной улице Красногорска. У будки телефона-автомата он выключил зажигание, сошел с машины и, помедлив несколько секунд, набрал номер телефона Славинского. Генерал встретил Строева приветствием:
— Здравствуйте, Георгий Владимирович, — голос Славинского звучал, как всегда, спокойно. — Приезжайте сейчас ко мне, угощу малиновым вареньем… Или куда спешите? Нет? Вот и хорошо. Жду!
Строев понял, что есть какие-то новости, повесил трубку и быстро пошел к мотоциклу. Через несколько минут машина остановилась перед небольшой, почти совсем закрытой деревьями дачей. Георгий Владимирович нерешительно потоптался перед дверью и открыл ее.
— Заходите, заходите, — приветствовал его генерал. — Чай вас ждет. — По веселым искоркам в глазах, по тому, что Славинский несколько сильнее, чем обычно, встряхнул ему руку, Строев решил, что новости должны быть хорошими. — Малинового варенья, правда, нет, но зато я вам расскажу кое-что любопытное. Вы слесаря Фролова знаете?
— Авдеича? — переспросил Георгий Владимирович. — Конечно. Он лет двадцать работает в бюро. Отличный слесарь, «золотые руки», но есть грех — любит выпить. Впрочем, только в свободное время.
— А что он пьет, вы знаете?
Строев удивленно посмотрел на Славинского. Было видно: генерал не шутит. Но какое могло иметь значение, что именно пьет Фролов? Строев молча пожал плечами.
— Тогда, Георгий Владимирович, пейте чай и слушайте. Степан Авдеич Фролов, или Авдеич, как вы