Мозг Сороки заработал с лихорадочной быстротой. Уже через пять минут она буквально обрывала телефонные провода, обзванивая всех своих знакомых с просьбой одолжить на пару месяцев нужную сумму, а уже через полчаса мчалась по московским улицам к Григорию (в лесу его звали Альдебаран, хотя для близких друзей он был просто Алькой). Он был старше ее лет на десять, познакомились они на очередном слете любителей бардовской песни, который проходил в подмосковной Аникеевке. Гришка, казалось, никогда не повзрослеет, в его холостяцкой коммуналке, которая больше напоминала комнату в студенческом общежитии, все стены были заклеены сигаретными пачками вперемежку с выцветшими фотографиями девиц из «Плейбоя». Ходил он обычно в мятой клетчатой рубашке и вылинявших джинсах, темные волосы были собраны сзади в роскошный хвост, из-за которого пассажиры общественного транспорта часто принимали Гришу за девушку и очень пугались, когда он поворачивался к ним своим улыбающимся лицом, на котором кучерявилась роскошная бородка а-ля мушкетер.

На жизнь Гриша зарабатывал тем, что писал компьютерные вирусы. Ксения, помнится, долго удивлялась тому, что у Альки всегда были клиенты. Она никак не могла понять, кому нужна такая бесполезная, если не сказать — вредная, вещь, как вирус, пока Алька в присущей ему раскованной манере не объяснил: «Люди, мать, — существа до боли в пятках предсказуемые. Особенно любят они мстить обидчикам. Куда бежать бедному микробу, если ему объявили, что через месяц сокращение? Или если на пост начальника отдела другого поставили, а он себя в этом кресле спал и видел? Начинают метаться, планы мести вынашивать, у знакомых узнают про меня. Приходят и начинается: то надо, чтобы винчестер накрылся непременно в день рождения начальника, то чтобы по внутренней сети на всех мониторах высветилось пояснение, чем занимается шеф с блондиночкой секретаршей в рабочее время. Фантазии обычно на большее не хватает. Так что, мать, без меня — никуда. А за качественно изготовленную пакость микробы обычно готовы выложить неплохую сумму в гринах».

Ксения долго пыталась вызнать, берется ли Григорий за какие-нибудь более серьезные заказы, но Алька обычно отшучивался и легко уходил от ответа. На наивный вопрос Сороки, не боится ли он, что о его деятельности узнает милиция, Гришка только заржал, потрепал Ксюшу по голове и сказал, что уж эта проблема его совершенно не беспокоит.

Алька сразу же откликнулся на Сорокин крик о помощи и, в свою очередь, предложил не разбрасываться, а занять всю сумму у него целиком. «Мать, пойми, отдавать долги одному кредитору куда легче, чем нескольким, благо я в финансах пока не стеснен и могу подождать с возвратом денег. А кстати, где ты собираешься их заработать?»

Для себя Ксения уже нашла ответ на этот вопрос, и по возвращении из Карелии, обзвонив несколько телефонов из газеты «Работа для вас» и переодевшись в старенькие джинсы и видавшую виды штормовку, Сорока отправилась торговать газетами. Не гнушалась она и сдавать пивные бутылки. Когда приятели спрашивали ее, как она докатилась до жизни такой, Ксения обычно отвечала словами Владимира Вишневского: «От сдачи посуды на старости лет не зарекайся, московский поэт», — и многозначительно поднимала глаза к небу.

После этого случая она зареклась зависеть от кого-либо в вопросе финансов и вскоре через своих университетских знакомых нашла работу в «Метеорите».

Домой Сорока буквально приползала часов в семь-восемь вечера, нагруженная сумками с продуктами и, если удавалось заскочить на оптовый рынок, бытовой химией. Едва раздевшись, она сразу же бросалась на кухню и начинала готовить ужин. Для себя она давно уже составила Кодекс Идеальной Жены и Хозяйки, даже записала его для памяти в заветном блокноте, и готовка там стояла на одном из первых месте. Поужинав с Олегом, она начинала заниматься английским (строгий профессор Кейт, приехавший в Москву не то из Бостона, не то из Норфолка, гонял всю группу так, что после общения с ним ребята часто начинали заговариваться и путать русские слова с английскими. В разгар сессии половина потока вообще начинала ругаться во сне страшными иностранными словами, пугая родителей и домашних). Здорово выручал Ксению компьютер, подаренный молодым на свадьбу. Она достаточно быстро освоила работу с текстовым редактором, и теперь проблема рефератов и курсовиков перед ней не стояла так остро, как раньше. Где-то в первом часу она валилась спать, чтобы с утра снова выпрыгнуть из постели, едва только зазвонит будильник.

Олегу было проще. Он учился в каком-то коммерческом экономическом вузе, в котором проблема обязательного посещения занятий не стояла так остро, как на Ксюшином журфаке МГУ. Он мог позволить себе подольше понежиться в постели, пропустить первую пару, а то и вовсе не пойти в институт. Тогда он обычно валялся до полудня, потом включал телевизор или шел куда-нибудь гулять. Сорока никогда не знала, где его носит, но, помня о последнем скандале, спрашивать остерегалась.

Учился Олег средне, оценки «отлично» были редкими гостями в его зачетке, в основном он получал тройки и зачеты. При этом он держался так, что всем было ясно, что экономиста с более светлой головой встретить довольно трудно. Фраза «это все издержки производства» была любимой в лексиконе Барса, а вовремя брошенные ироничные замечания, изобилующие словечками типа «стагнация производства», «дефляция», «кейнсианская доктрина экономики», заставляли Ксюшу внутренне вздрагивать и благодарить судьбу, что в последний момент ей все-таки удалось пробиться на журфак, а не поступить на экономический, как этого хотел ее отец.

Ксения учиться любила и, окончив школу с золотой медалью, сдавать позиции не собиралась, идя на красный диплом. Учеба вообще давалась ей легко, чем она, сказать откровенно, бессовестно пользовалась как рычагом давления на родителей. Ее последним аргументом в спорах обычно было: «Если вам не нравятся мои отметки, то это еще не поздно исправить». Отец, одержимый идеей того, что его дочь когда-нибудь станет не последним человеком в обществе, которым он сможет гордиться перед многочисленными знакомыми, скрипел зубами, но, как правило, шел на попятную. Он и на журфак разрешил ей поступать только после того, как она сумела донести до него мысль, что когда-нибудь он сможет прочесть в центральной прессе статью, подписанную «Ксения Снегирева, специальный корреспондент».

До срока, мысленно определенного себе Ксенией для серьезного разговора по душам с Олегом, оставался всего один день, когда в молодой семье случился второй скандал. Сорока как раз получила на руки очередной номер «Метеорита», в котором, помимо обычных Ксюшиных диалогов с читателями, была опубликована ее статья «Как знакомиться с мальчиками».

Надо сказать, что вся редакция «Метеорита» любила время от времени похулиганить и запустить в номер подобный материал, только внешней своей формой напоминающий добрые поучения младшего друга старшим. Фактически же предлагаемые советы представляли собой откровенный набор хохм и приколов, и принимать их всерьез мог только человек с напрочь отбитым чувством юмора. Так, в прошлом номере Сергей Ким, тоже внештатный сотрудник, как и Ксения, посоветовал бедолагам, страдающим угревой сыпью и оттого стесняющимся пойти на дискотеку, наклеить на проблемные места с помощью японского суперклея вырезанные из фольги звездочки и сердечки, которые «будут загадочно поблескивать в огнях светомузыки, привлекая к вам всеобщее внимание». Если учесть, что капли этого клея с лихвой хватало, чтобы намертво склеить между собой пальцы и разлепить их потом, лишь пожертвовав верхним слоем кожи, то принявшему этот способ на вооружение можно было только посочувствовать. Сергей сам как-то раз приклеился к клавиатуре редакционного компьютера, заболтавшись с коллегами и не заметив, что из тюбика «супера», который он как раз закрывал после удачного ремонта наушников для диктофона, упала прозрачная как слеза капля. Вся журналистская братия долго стонала от смеха, когда Сергей, решив в отсутствие начальства поиграть в «Цивилизацию», поднял руку с клавиатуры с прилипшей к указательному пальцу клавишей, которую оторвали только минуты через две объединенными усилиями двух хохочущих корреспондентов и пострадавшего.