Начался урок. На этот раз, после долгого перерыва, вызванного приступами недомогания у папы, было решено посвятить день Священному писанию и обсуждению с учениками жития святых и мучеников Церкви. Надо отдать должное папе Сергию, понтифик давал себе и своим ученикам определенную свободу мыслей для разговоров на темы, в то время воспринимавшиеся единственно как догмы, микроскопическое отклонение от которых незамедлительно считалось тягчайшей ересью. Естественно, исполняя свои обязанности на престоле Святого Петра, Сергий не позволял никому какое-либо вольное восприятие Слова Божьего, но на занятиях с учениками разрешал умышленное послабление не только себе, воспринимая это как некий отдых своему мозгу от сковывающих оков Священной догматики, но и ученикам, в чьи слова понтифик внимательно вслушивался, пытаясь обычно понять, собственные ли это размышления подростка, или нечто втолкованное ему в голову семьей, а, следовательно, не появляется ли смысл эту семью изучить дополнительно в части наличия еретических размышлений. Впрочем, тут нелишне будет напомнить, что наказанию за ересь в десятом веке еще было далеко до изуверских форм, которые последуют спустя несколько веков, явившись ответной мерой Церкви перед лицом начавшихся реформационных раскольничьих процессов.

Папа усадил учеников на скамьи вокруг себя и повел неспешный разговор. Рассказчик папа был, безусловно, выдающийся, и истории о муках первых христиан в языческом Риме сопровождались столь подробным и красочным изложением, что это произвело огромное впечатление на всегда и во все времена ироничных до цинизма подростков. Смерч восторга вызвал у них рассказ Сергия о семерых отроках Эфеса, которых, за отказ принести жертвы идолам, император Деций Траян велел заживо замуровать, однако юноши заснули волшебным сном и проспали целых полтора столетия, после чего, как ни в чем не бывало, послали одного из своего круга купить всем хлеба. Но даже вечно смешливая Мароция передернула своими смуглыми плечиками, когда услышала об обстоятельствах казни Святого Лаврентия3, а все ученики испуганно закрестились.

— Представляете, дети мои, насколько сильна была его любовь к Господу, насколько крепка была его Вера в Слово Спасителя, раз он презрел свою смерть и немыслимые страдания, причиненные ему исключительно из-за его Веры! Ведь он был предупрежден о своих грядущих мучениях папой Сикстом4, который сам, в свою очередь, шел на казнь, и, тем не менее, спокойно и достойно испил до конца чашу судьбы своей. И таких, как он, были десятки, что приняли страшную смерть, но не отреклись от Веры своей и Любви ко Христу и страшное возмездие, постигшее затем языческий Рим, в связи с этим, является справедливой карой Господа жестокому и горделивому народу, погрязшему во грехе!

— А все эти люди, пострадавшие за Христа, были признаны Церковью святыми? — спросил Георгий Терентий, сын одного из римских судей.

— Увы, нет, но не корите в этом Церковь, дети мои. Имена многих из них остались неизвестными нам, но ведь их знает Господь наш и, значит, уже воздал им по достоинству за подвиг во имя Его!

— А за что, Ваше Святейшество, Церковь признавала святыми людей, живших позже, когда пал Рим? — не унимался Георгий.

— Долгое время святыми признавали только тех, кто принял мученическую смерть за христианскую Веру. Такие подвиги происходят и в наши дни, так как нас и по сию пору окружают дикие народы, не знающие Христа, и, в прославление Веры и Церкви, многие священники и монахи ценой своей жизни несут варварам слово Божие. А, кроме того, святыми, то есть приближенными к Господу и отмеченными Духом Его, являются люди, ведущие праведный образ жизни и строго следующие Священному Писанию.

— Таковые есть и в наши дни?

— Ну, разумеется, ибо «дивен Бог во Святых Своих»5. Таким образом, святые люди своим житием свидетельствуют нам о Господе и славят его! Подумайте сами, могут ли прекратиться вдруг подобные свидетельства, напоминающие нам, грешным, о Господе?

— И вы знаете таких?

— Да не обидятся на меня Небеса за краткость мою, ибо всех имен не держит несовершенная память моя, но, из недавно пребывавших в мире нашем, я могу напомнить вам о патриархе Мефодии6, Ирменгарде, жене императора Лотаря7, а также о кордовских мучениках8.

— Ну а из ныне живущих?

— Есть весьма уважаемые священники Церкви и достойные монашествующие люди, но поскольку их земной путь не закончен, оценку их деяниям и решение о признании их святыми Церковь, естественно, дать не может.

— А может случиться так, что человек проживший жизнь праведно и благочестиво окажется вне поля зрения Церкви?

— Да, но как я уже говорил, деяния человека могут остаться незамеченными для Церкви, но не для Бога.

В разговор вдруг встряла Мароция.

— А имеет ли право Церковь вообще осуществлять признание или непризнание людей святыми? Не берет ли она на себя больше, чем должна, когда выносит оценку человеку, тогда как ему один Господь является судьей?

— Церковь озарена Духом Святым, который дает ей, и только ей, истинно признавать святость людей, подразумевая при этом их близость к Господу.

— Но уверена ли Церковь при принятии таких решений, что знает о данном человеке достаточно, чтобы …ээээ…..дать ему истинную оценку? Неужели Церковь никогда не совершала ошибок в этом? Вот мой отец, являющийся судьей города, не раз рассказывал мне, как суд Рима ошибочно отпускал воров и казнил невинных людей.

— Я только что сказал, Мароция, что Церковь ведОма Духом Святым, а посему решения Церкви суть решения Господа нашего. Решения же светских людей есть решения субъективные. Errare humanum est.9

— Если Церковь озарена Духом Святым, значит можно предположить, что в круг высших иерархов своих она впускает наидостойнейших? За какие свои достоинства, к примеру, получает остиарий сан иподиакона?

— Да, собственно говоря, за те же качества, что выделяют его среди прочих младших сынов клира. За праведный образ жизни, следование Вере, благочестие.

— И такой отбор христианин, решивший посвятить себя служению Церкви, проходит на протяжении всей своей церковной карьеры? — спросила Мароция, состроив из себя самый невинный вид.