Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Когда я писал Царю, моему Господину, — говорит все тот же астролог Набу-аххе-ириба в объяснительной записке, — отмечая, что „боги открыли уши Царя, моего Господина“, подразумевал я лишь одно: когда случается что-то с Царем и обеспокоен он, боги сначала посылают весть с небес, которая гласит: „Да будет он начеку“» [23]. Послания богов написаны на их языке, который, так уж сложилось, использует небесные тела. «Если произойдет затмение во время утренней вахты, высокопоставленный чиновник покинет землю». Именно затмение означает, что высокопоставленный чиновник покинет землю. Это знак, но не причина. Для древнего астролога, бородатого и зачастую сбитого с толку, затмение — то же самое, что для нас их слова. Чтобы понять смысл тех небесных знаков, астрологи пользовались «Энумой». А мы пользуемся ее переводом. Вот и все различия.
Когда знаки «Энумы» толкуются таким способом, их форма обретает смысл. Там и близко нет никаких логических выводов. Смысл предзнаменования — в самом предзнаменовании: небесный знак — антецедент, его значение кроется в его следствии. Это снимает с предзнаменований обвинения в ужасающей безжалостности. В конце концов, знаки можно прочитать или истолковать ошибочно. Или предупреждение астролога может оказаться неверным, поскольку боги или богини, как и люди, им внимающие, просто передумали.
«Интерпретация знаков такова, — скромно отмечает астролог Баласа. — Один никогда не похож на другой» [24].
По большей части предзнаменования касаются дел государственных: судеб царств, здоровья царей, запасов провизии. Некоторое число предзнаменований относится к проблемам более практического толка. И, как часто бывает, эти немудреные факты каким-то неведомым образом перепрыгивают через века, однако все вопросы остаются. «Если Юпитер достигнет середины Скорпиона, — гласит одно предзнаменование, — в земле Аккадской рыночная цена за один кор ячменя уменьшится до одного бушеля» [25]. По одной — логической — трактовке знамение вполне прозрачно. Предсказание сделано, попытка проникновения в будущее совершена. Причина и следствие вступили в силу. Достигнув середины Скорпиона, Юпитер вызовет изменения в местных рыночных ценах. А это, разумеется, вызывает вполне законный вопрос: каким образом удаленная планета становится причиной событий в некоторой области Земли без какой-либо очевидной цепочки промежуточных причин и следствий? Древние астрологи не имели представления о том, как передаются действия на расстоянии.
Впрочем, как и мы.
Посему давайте перейдем ко второму — символическому — толкованию. Знамение снова вполне прозрачно, даже если ложно. Предсказание сделано, попытка проникнуть в будущее совершена. Символ и значение вступили в силу. Достигнув середины Скорпиона, Юпитер прогнозирует изменение в местных рыночных ценах. Местоположение планеты становится знаком. Оно обозначает намерение богов, их планы на будущее. Знак получает свой смысл от людей, которые им пользуются. Стало быть, небесные знаки, неизбежно небесные знаки, выражают желания богов, их требования, капризы и приказы. Боги делают будущее настоящим, осуществляя свою волю. За небесными деяниями кроется некоторая форма личной силы. Письма разных астрологов царям Асархаддону и Ашшурбанипалу отражают такое понимание мира: в сущности, оно осталось неизменным во всех и более поздних религиях.
И этот образ мыслей ни в коем разе не исчез. Метафоры пробуждают долгую этническую память, и тогда говорят, что тучи угрожающи, ураганы беспощадны, а океанские волны горды, буйны или зловещи. Во многих местах на земле по-прежнему верят в иные силы: волшебные горы, странные гроты, греческие острова, запретные пещеры, полные неизвестности и опасности. Океаны, вулканы, озера и леса еще сохранили свою старую мощь, с помощью которой способны пробудить благоговение перед богами, обитающими в них.
Но, какими бы знакомыми ни показались эти представления, они не предлагают постановки глубокого и сложного вопроса. Древние астрологи не могли объяснить, почему боги наделены силой превращать будущее в настоящее посредством осуществления своей злой воли. Не могли они объяснить, почему и царь способен на то же самое. Не могли объяснить и того, что в повседневной жизни они сами способны на то же.
Впрочем, не можем и мы.
Генри Роулинсон опубликовал третий том четырехтомника в 1870 году, когда ему было шестьдесят лет. Портреты того времени показывают нам человека с высоким гладким лбом и богатой шевелюрой еще не поседевших каштановых волос. Его глаза широко открыты, взгляд задумчивый и пристальный. Нос как у Буратино. Полные чувственные губы. И пухлый подбородок, вздернутый, как распустившийся тюльпан. Это лицо человека восприимчивого и доверчивого, обожающего играть на гобое. Как же обманчива внешность! На самом деле Роулинсон был любителем приключений, незадолго до того он вернулся с Востока, где провел тридцать пять лет. Роулинсон служил в армии и умел повести за собой людей. Талантливый дипломат, он ловко справлялся с коварством и вероломством, царившими при дворе персидского шаха. «Когда ситуация резко осложнялась, — рассказывал брат Роулинсона в своих мемуарах, — а отношения между британским посланником и персидским двором время от времени портились несказанно и нередко возникала угроза полного разрыва отношений, немыслимая ответственность ложилась на плечи компетентного лингвиста, чьи сообщения, без сомнения, никогда не воспринимались превратно и кто неизменно понимал точную суть и значение известий, и официальных, и полуофициальных, приходивших в британскую резиденцию от окружения персидского правителя» [26]. В этих ремарках угадывается мир интриг, подозрительности, обманчивой любезности и коррупции.
Разумеется, Роулинсон был не только блестящим дипломатом, но и величайшим ученым, с головой погрузившимся в исследование Ближнего Востока. Вместе с Жюлем Оппертом и Эдвардом Хинксом, людьми, по праву ставшими гордостью своего времени, он, по сути, заложил основы истории Ближнего Востока, основы, без которых современная историческая наука немыслима. Роулинсон был прежде всего одной из тех фигур XIX столетия, интеллект которых помог викторианской Англии завоевать огромную часть мира, а характер — придать империи уверенность в том, что она имеет на это полное право. «Не упускай и малейшей возможности стать полезным, — написал он сам себе. — Хватайся за все и не уступай ни дюйма» [27].
Чувствуя приближение старости, что вряд ли настраивает на романтический лад, генерал-майор Кресвик Роулинсон, дипломат, военный и ученый, женился в 1862 году и после обязательной поездки по столицам Европы вернулся в Лондон, в Британский музей, к своим исследованиям. Он был человеком высоких устремлений. Общался с великими современниками: Гладстоном, Дизраэли, Палмерстоном. Его все уважали. Таким он и остался в истории: твердым, хладнокровным, обладающим чувством собственного достоинства и уверенностью в своих силах.
Роулинсон любил диких зверей и, работая на персидское правительство, держал дома леопарда по кличке Фахад. Вернувшись в Англию, он подарил его зоопарку в Клифтоне, близ Бристоля. Роулинсон имел привычку заглядывать туда, чтобы поболтать с любимцем. Он часто просовывал руку между прутьев клетки, чтобы потрепать леопарда и погладить за ухом. «Как-то раз, — вспоминает его брат, — когда Роулинсон гладил льва, прибежал смотритель и завопил в ужасе: „Сэр, сэр, что же вы делаете? Скорее уберите руку из клетки. Это дикое животное, оно вас укусит“. — „Вы так думаете? — спросил генерал. — А мне вот кажется, что меня-то он не укусит“» [28].