– Как мне расплатиться за это? – размышляла она вслух.

Она опустилась на скамью, прикрытую подушками, возле маленького столика.

Приподняв полу платья, она загляделась на нож, скрытый под юбкой и прикрепленный к ноге. Оружие было сделано на славу, и хозяйка, вероятно, примет его в уплату за ночлег.

– Сэр Кристиан позаботится все оплатить, – сказал Болдуин, входя в комнату с подносом.

От единственной стоявшей на нем чаши поднимался аромат специй.

– Болдуин, я думала, ты уже спишь.

– Сперва я решил принести вам глинтвейн, приготовленный для вас хозяйкой.

Авиза улыбнулась и приняла чашу.

– Это моя награда за представление?

– Вы разожгли в них огонь праведной ярости.

Мальчик поставил поднос на стол.

– Надеюсь, он будет гореть достаточно долго для того, чтобы они не разбежались при первом же появлении разбойников. Нас троих никак недостаточно, чтобы явиться достойными противниками своры Пита.

Лицо мальчика вытянулось от ужаса.

– Миледи, ты не должна встречаться с предводителем этого сброда. Если бы я только мог предположить...

– Если ты хочешь отговорить меня от попытки спасти Кристиана, то напрасно. Я пойду на встречу с ним. Жизнь Кристиана зависит от меня.

«А королева на меня полагается». Авиза не изменит своему долгу.

– Ты леди. И не должна вести переговоры с теми, кто вне закона.

Она вздохнула.

– Никто не знает этого лучше меня, но ведь больше некому вести с ним переговоры.

– Пусть идет сэр Гай. Разбойники отпустили его, чтобы он мог вести переговоры об освобождении сэра Кристиана.

– Болдуин, – возразила удивленная Авиза, – ты должен был догадаться, что Гая выпустили, потому что Пит и его люди поняли, что он не способен ни на что иное, кроме как капитулировать и дать им все, что они потребуют.

Мальчик уперся носком в каменный край очага.

– Я уже подумал об этом, миледи, но ведь Пит ожидает сэра Гая.

– А мы сделаем то, чего он не ожидает. И это поставит наших недругов в неблагоприятное положение, потому что они не будут знать, что мы сделаем дальше.

– Но ты леди. И негоже тебе отправляться туда с нами. Ты можешь подвергнуть свою жизнь опасности.

– Хватит! Ничего не хочу больше слышать.

«Ты мог бы убедить меня прислушаться к голосу здравого смысла, но не в это безумное время».

– Если ты не можешь согласиться с тем, чтобы во главе нашего отряда стояла я...

– Нет, нет, миледи! Я пойду с тобой. Я буду следовать за тобой, как обещал сэру Кристиану, и не выпущу тебя из поля зрения.

– Благодарю тебя, Болдуин. – Она похлопала его по руке! – Иди и поспи немного. Я сделаю то же самое, как только подготовлюсь к встрече с Питом.

Он взял ее за руки и склонился над ними.

– Я знаю, что ты найдешь нужные слова, как нашла самые правильные слова нынче вечером, миледи.

– Доброй ночи, Болдуин.

– Доброй ночи, миледи, – ответил он тихо.

Как только мальчик вышел за дверь, улыбка исчезла с ее лица. Да, ей придется найти подходящие слова. Неверные могут стать смертным приговором для Кристиана.

– Час близится.

Кристиан поднял голову и попытался побороть зевоту, потерев шею. Всю ночь он бодрствовал, не доверяя разбойникам. Будучи трусами, они могли убить его во сне, чтобы он не успел дать им отпор.

При этой мысли он чуть не рассмеялся. Вчера он не смог победить их. Разбойники повалили из-за деревьев, как рой обезумевших пчел из потревоженного улья. Сначала ему удавалось их сдерживать, и он видел, что некоторые пали. Но в конце концов они подавили его численностью, и он сдался. Первая его надежда, что он сможет сговориться с Гаем насчет побега, не оправдалась, когда оказалось, что они отпустили его брата.

Смысла в этом не было, но все действия этого сброда были непредсказуемы. Они обыскали его и его мешки и оставили привязанным к дереву и все еще облаченным в кольчугу.

Оглядывая пустую поляну, где он находился, он не заметил ни малейших следов жилья, хотя бы какой-нибудь хижины. И пища, и отходы сваливались прямо на берегу ручья, протекавшего по краю прогалины. Среди деревьев то и дело появлялись и исчезали люди. Одежда на них была старой, грязной и рваной, но каждый носил на шее ремешок со стеклянными бусинами, по крайней мере одной. Некоторые смотрели на него, но старались не привлекать его внимания и не встречаться с ним взглядом.

Исключением был один мускулистый мужчина, направившийся прямо к нему. Этот человек мог бы быть каменщиком или дровосеком. На руках его были отчетливо видны выступавшие жилы. Светлые волосы свисали на плечи, а густая борода скрывала нижнюю часть лица. Из-под густых бровей смотрели почти бесцветные глаза.

Он уселся перед Кристианом на корточки и улыбнулся, открыв почти беззубый рот.

– Надеюсь, тебе удобно, Ловелл, потому что, похоже, ты останешься нашим гостем дольше, чем хотели бы и ты, и мы.

– Ты тот самый, кого, как я слышал, называют Питом?

– Верно, тот самый.

Он рассмеялся, и головы присутствовавших на поляне мужчин повернулись в его сторону.

Кристиан заметил на их лицах страх, потом они поспешно отвернулись и больше не смотрели в его сторону. Какую власть имел над ними этот человек?

– Похоже, у нас появились сложности, – продолжал Пит. – Пока еще не договорились о выкупе за тебя, как собирались.

– Ты же ради этого отпустил моего брата. Он...

– Он слушается распоряжений бабенки. – Пит поковырял в двух остававшихся у него во рту зубах и хмыкнул. – Возможно, она даст ему лучший совет, чем советники твоего отца, когда он сражался вместе с Генрихом Анжуйским.

Вспыхнувшая было досада, вызванная мыслью о брате, тут же исчезла, и Кристиан спросил, с трудом переводя дух:

– Моего отца? Ты знаешь моего отца?

– Все знают о Роберте Ловелле и о его трусости. – Пит снова рассмеялся. – Я был рад, что он не перешел на сторону короля Стефана.

Кристиан с трудом подавил ярость, окутавшую его красным облаком при этом намеренном оскорблении. Ему и прежде доводилось слышать насмешки, и он научился обуздывать свой гнев, потому что не было ничего нелепее, чем давать ему волю. Король принял его клятву верности, а значит, он верил, что семейная честь Ловеллов восстановлена.

Кристиан не стал отвечать на презрительные слова Пита, и тот сказал:

– Если бы твой отец больше помог Генриху, теперь у нас на троне был бы сын Стефана вместо этого притворщика.