в один прекрасный день новость «Итальянцы приехали!» растревожила Килбаррак. Четверо тихих благожелательных джентльменов, прибывших в сопровождении множества ящиков — больших и маленьких, — были должным образом приняты каноником, немедленно проводившим их в отель. И работа над перилами алтарной преграды закипела. Мастера оказались опытными, умелыми. Они молча отвергали все попытки каноника вмешаться в процесс, а потому тот, поняв всю тщетность своих усилий, просто наблюдал и при этом старался держать рот на замке. Он с завистью косился в сторону Десмонда, непринужденно болтавшего с мастерами, которые улыбались и с готовностью ему отвечали.

— О чем это вы? — ревниво ворчал каноник.

— Они счастливы, что приехали сюда и весьма довольны оказанным им любезным приемом. Но поскольку они считают себя высокопрофессиональными специалистами, то хотели бы, чтобы их лишний раз не беспокоили. Кроме того, они привезли с собой свою замечательную еду и вино, а потому отказываются от гостиничных обедов.

— Бог мой! — охнул каноник. — А что делать Долану со всеми этими макаронами, которые я заставил его накупить?!

Каноник отнюдь не был одинок в своих бдениях возле возводимых перил алтарной преграды. Все население Килбаррака в одночасье сделалось чрезвычайно набожным, и в церковь толпами хлынули жители, которые преклоняли колена, осеняли себя крестным знаменем — и удивлялись.

— Мик, ты там уже сегодня был?

— Был, но схожу с тобой еще разок. Там почище любого театра будет. Любо-дорого посмотреть, как эти коротышки в сандалиях ходят кругом, раз-два — и готово, и все-то у них спорится, и все-то у них ладится. И такая красота получается, просто загляденье.

Все приходские дела были соответственно сведены к минимуму, и Десмонд, у которого появилось свободное время, все чаще наведывался в Маунт-Вернон на теннисный корт и потихоньку втянулся в игру в теннис. Глаз у него был верный, реакция — хорошая, и в последний раз он немало удивил Клэр, выиграв два сета подряд. Но это вовсе не рассердило девушку, а наоборот, привело в восторг. Веселая, задорная и, по ее же собственному выражению, готовая на все, она оказалась занятной, раскованной и беспечной подругой. Теперь они вдвоем делили павильон, ставший им чем-то вроде общей комнаты, где в жутком беспорядке повсюду были разбросаны полотенца, одежда, тапочки, купальные халаты и прочее.

— Правда, забавно! — воскликнула Клэр, которая, небрежно завернувшись в халат, только что вышла из душа. — Я даже рада, что меня вышибли из Шато-ле-Рок. Во-первых, я всеми печенками ненавидела чертов пансион, а во-вторых, здесь я получила тебя! — И она жизнерадостно запела: — «Как прекрасно влюбиться…»

— Довольно, птичка-невеличка, ты нещадно фальшивишь. Послушай, как надо, — сказал Десмонд и спел ей всю песню целиком.

Лето выдалось на редкость удачным. Обычно скупое на теплые дни, оно щедро залило юго-запад Ирландии солнечными лучами. Десмонд покрылся ровным загаром, накачал изрядную мускулатуру, и каноник, окинув его оценивающим взглядом, одобрительно заметил:

— Десмонд, ты выглядишь замечательно! И уже больше похож на мужчину.

В тот день, торопливо направляясь к павильону, чтобы успеть переодеться до появления Клэр, Десмонд действительно чувствовал себя сильным, беззаботным и счастливым. Он находился в легкой эйфории в предвкушении приятного дня в обществе легкомысленной подруги, которую, кстати сказать, застал в павильоне.

— Вон! Вон, птичка-невеличка! — крикнул он. — Мне надо раздеться.

— И что это меняет? Я как раз зашнуровываю туфли. И разве мы с тобой не близкие друзья?

— Тогда отвернись!

— С чего вдруг? Ты что, Нора Макарти в первую брачную ночь? — И Клэр, демонстративно не сдвинувшись с места, запела:

Крошка Нора Макарти, раздевшись догола,

Постирала приданое и все, что могла.

Тут коза прискакала и, увидав кружевца,

Мигом все изжевала — и была такова.

«Пэт, туши свет поскорее, — мужу Нора сказала. —

Я плохая жена, я все-все потеряла.

Все добро, что я столько лет наживала,

В одночасье коза Макгинти сжевала».

Клэр расхохоталась и сказала:

— Чудная песня! Дес, ты должен послушать ее в исполнении дуэта «Два Боба».

Десмонд только головой покачал и с величайшей осторожностью начал переодеваться.

— И сделай одолжение, Клэр, не называй меня Дес. Меня зовут Десмонд.

— Ах, к чему такие сложности! И вообще, скоро я буду называть тебя «дорогой». Дай еще спою! — И она запела: — «Можно звать тебя любимой, дорогая девочка моя? Можно звать тебя любимой, я влюблен в тебя…»

Уже на корте Десмонд сказал:

— За это я сейчас из тебя душу выну!

Они сыграли без остановки два сета подряд, немного передохнули в павильоне и продолжили игру, закончив ее с ничейным счетом. Они покинули корт вскоре после четырех, и в павильоне их уже ждал Патрик.

— Бриджит тут подумала, что вам, наверное, надоел лимонад, и поэтому она интересуется, не хотите ли зайти в дом, выпить чайку.

Десмонд вопросительно посмотрел на Клэр, которая жизнерадостно воскликнула:

— Думаю, мы не против! Что скажешь, Десмонд?

И они побежали в павильон переодеваться. Клэр, по заведенному обычаю, первой отправилась в душ, а Десмонд тем временем прошел в мужскую раздевалку. Он только-только успел стянуть с себя майку, когда услышал душераздирающие вопли Клэр из душевой.

— Ой, Дес, Дес! Беги скорее сюда! У меня что-то с глазом.

Клэр стояла совершенно голая под струями воды, точно Афродита, вышедшая из пены. Увидев Десмонда, она кинулась ему навстречу и, положив ему руки на плечи, запрокинула лицо:

— Мне что-то попало в правый глаз. Муха, наверное. Ой, как больно! Ой, больно! Прошу тебя, посмотри, что там!

Десмонд осмотрел глаз, даже вывернул веко, но ничего даже близко похожего на насекомое разглядеть не смог. Но зато он смог хорошо разглядеть Клэр: ее стройное красивое тело, маленькую упругую грудь с розовыми сосками и треугольник волос, скрывающий сокровенную тайну и источающий такой аромат, что у Десмонда закружилась голова. Он почувствовал горячую ответную реакцию собственного тела и, запинаясь, с трудом пролепетал:

— Я ничего не вижу… Возможно, просто вода…

— Ой, какая жуткая боль и какая внезапная! — Клэр так и осталась стоять лицом к лицу с Десмондом. — Ой, как я испугалась! Не двигайся, дорогой. Когда ты рядом, мне гораздо легче. — Теперь она практически покоилась в его объятиях. — Я так долго этого ждала. Я так надеялась, что ты прижмешь меня к себе. Что ты захочешь меня. Ты же знаешь, что я с ума по тебе схожу, дорогой. Держи меня так как можно чаще, как можно чаще…

Когда Десмонд наконец высвободился из ее цепких объятий, сердце у него колотилось как сумасшедшее. Он еще раз посмотрел на нее — обнаженную, с