Тогда и дух твой будет здоровым. Удары наносить сможешь такие, что на раз сокрушишь противника.

Положения в обществе добьешься такого, что не ты, а тебе кланяться будут, если ты на вершине!

Нет. Ни хера.

Все это ни разу рядом не лежало с правдой жизни. С истиной.

Это замануха. Тупая. Дебильная. Чтобы слабаков выращивать.

А правда, она другая.

Не в том победа, чтобы уметь четко бить по больным местам. Этому каждый идиот, по большому счету, научиться может.

Победа в том, чтобы дух твой выше всего поднялся. Выше боли. Потребностей. Страхов. Выше, по-настоящему выше, самого тебя!

Когда ты получаешь убийственный удар, а поднимаешься.

Спокойно улыбаясь тому, кто его нанес.

Не одни раз. Не два. Не десять.

А снова и снова.

Вот тогда. Тогда ты победил. Тогда и начинают от тебя шарахаться.

Я видел таких много. Сотни? Тысячи?

Уже неважно, потому что их смерть не оставила интереса к их именам.

Они умели все.

Кажется, превзошли Бога. Научились телом владеть так, что каждое движение завораживало.

Знали каждую болевую точку. Расчетливо и с отточенным мастерством наносили удары.

Но! Он и не знали одного! Как выжить, когда тебя разметали в клочья. Как подняться после десятка абсолютно смертельных ударов!

А я знал.

Потом что не драться.

И даже не убивать было первым, чему меня учили.

Нееееет.

Мой наставник меня тупо бил. Метелил. Колошматил, как мясо. Которое пускают в расход.

Сколько мне тогда было?

Лет семь.

Возраст становиться мужчиной, как решил мой отец.

— Эй! Ты что делаешь?! Ты занимаешься не тем!

Орал я, снова и снова падая вниз. На пол. После очередного сокрушительного удара, перед которым я несколько раз подряд пролетел пространство зала для тренировок. От окна до окна. Учитывая, что зал занимал два этажа…

— Ты охренел вконец???

Орал со злобой, чувствуя, как слезы на глаза наворачиваются и я сам не то, что подняться, пошевелиться не в силах.

— Отец тебе платит за что? За то, чтобы ты, твою мать, научил меня драться! А ты, урод. Что делаешь? Ты меня просто метелишь. Как грушу. В фарш превращаешь. Тебе что? Самоутвердится не на ком? Надо обязательно так? Того, кто слабее бить? Да?!!!! Так ты, сука, просто урод! Ты обязанностей своих не выполняешь! Отрабатывай давай по всем правилам! А то тебе не поздоровится!

Да.

Я тогда падал.

Валился с высоты после крутого удара. И яростью. Злобой отвечал на все!

— А что, сопляк? Ты, я смотрю, без папочки-то ни хера не стоишь?

И он бил. Херачил.

По челюсти. По лицу. По ребрам.

И как же я его ненавидел!

Весь мир сузился для меня до одной крохотной, ничтожной точки.

До него.

Того человека, что так умело. Без всяких эмоций. Раз за разом. Причинял просто адскую боль!

Ооооо, он умел!

Он знал каждую, самую болезненную точку! Знал те места, где кости неплохо срастаются.

И так любил херачить прямо по еле-еле схватившимся хрящам!

А я…

Я был просто сопляком. С тем весом, что мог только летать по залу после его кулаков. Мог подняться. Пусть даже переломанным. Но никак не мог нанести ответный удар.

Хотя нет.

Я их наносил! Я поднимался и херачил! Со всей дури! Со всей яростью и ненавистью, на которую только был способен! Она застилала мне глаза! Красной пеленой, жалящим маревом закрывала все!

Херачил!

Валил в челюсть, по ребрам, не умея ничего! Но только сам себе ломал кулаки! И пальцы!

— Ты охренел просто! Ты должен меня учить! Что тебе с того, что ты бьешь слабого?!

— А ты слабый! Ты слабый! Ты что думаешь? Сильным надо родиться, да? Или силе можно научить? Нееет! Ты просто слабак. Какой толк в том, что я тебя учить чему-то стану? Один удар… Вот такой… И все! Все! Бадрид! Ты сдох! Допустим, перед этим ну… максимум троих вырубил! Но! Если ты сила, на тебя всегда нападают шакалы! А от удара четвертого ты просто сдохнешь! Потому что они! Они всегда нападают толпой! Жрут стаями! Трахают стаями! И убивают. Тоже. Стаями.

— Ты, блядь, просто исполни то. Зачем тебя наняли. Просто, мать твою, научи меня драться!

Да. Я рос. Становился взрослее. Но ни хрена не менялось. Вот и теперь. Мне. Сопляку. Приходится зажимать раздробленный в стотысячный раз нос. Не сломанный. Именно раздробленный. Потому что эта сволочь не учит драться. Зато сам херачит каждый раз на поражение!

Научиться не чувствовать боль. Не подавлять. Именно не чувствовать. Стать к ней равнодушным.

Погасить ярость. Научиться не ощущать. Не поддаваться ни единой эмоции.

Вот, чему я учился в спортзале. Вот, что по-настоящему закаляло. Учило взрослеть.

И потом.

Когда мой тренер меня просто вышвырнул где-то в пустыне.

Без еды. Без всяких ориентиров. Без возможности прикрыть голову. С выбором, покрыть ее рубашкой, подставив тело под палящее солнце или сдохнуть от солнечного улара. С маленькой флягой воды.

И я шел. Плелся. Падал и поднимался. Три дня шатался по этой гребанной пустыне!

Вот тогда стало наплевать. Тогда почувствовал. Понял.

Наплевать на все. На страх. На злость, что поначалу заставляла выть и придумывать самые разнообразные, самые изощренные казни для этого, как я тогда считал, урода. На собственные потребности. На подгибающиеся ноги и спекшуюся под солнцем кожу.

Вот тогда я это почувствовал. Собственную силу. Настоящую. Внутреннюю. Которая в сотни, тысячи раз сильнее тела. Эмоций. Всего, что окружает. Всего в принципе.

И эта сила заставила меня распрямиться. Перестать ползти. Уверенно ставить шаг. Даже усмехаясь палящему солнцу растрескавшимися от крови пересохшими губами.

А наносить удары. Просчитывать ситуации наперед. Драться с врагом в бизнесе или на ринге. Это уже пришло само. Мелочь. Просто. Все просто, когда тебя ничто не задевает. Не способно задеть.

И вот теперь.

Теперь.

Будто комаром под кожу. Под удары ребер. Проник яд. Имя которому Мари.

И крушит. И ломает. Все, что выстраивалось годами. Потом. Кровью.

Крушит так, что вскрывает череп.

Даже сейчас.

Дав Ольше передышку, усаживаю сверху. Яростно вколачиваюсь в нее.