Беглецы как один остановились и обернулись. Позади начальник стражи шумел, понукая своих людей преследовать актеров.

— Была охота соваться в болото, — огрызнулся один из стражников. — Сами потонут.

Завязалась перебранка, закончившаяся неожиданным взрывом смеха. В небо взвился огонь — стражники ограничились тем, что подожгли фургон. Плясунья всхлипнула. Восемь лет она не знала иного дома.

Незнакомец скорым шагом повел их в глубь леса. Плясунье казалось, что брели они, скользя, проваливаясь в холодную грязь, поднимаясь и снова нащупывая ногами пружинящие кочки, целую вечность. Наконец она ощутила под ногами твердую землю. Бросила тюк и сама тотчас без сил повалилась на него.

Проводник присел на корточки рядом.

— Надо пройти еще немного, — сказал он. — Впереди есть заброшенная охотничья хижина. Сможем растопить очаг, обсушиться и поужинать.

Он говорил спокойно, уверенно и чуть сочувственно, и от этого ласкового голоса Плясунье немедленно захотелось расплакаться, как обиженному ребенку, которого пожалели. Однако это было бы слишком плохой благодарностью спасшему их человеку. Она всхлипнула разок, другой и спросила:

— Вы кто?

— Я? — В темноте Плясунья не могла рассмотреть лицо незнакомца, но слышала, как он усмехнулся: — Я оборотень.

* * *

Актеры изо всех сил старались рассмотреть в темноте лицо проводника. Он, не выдержав, рассмеялся и посоветовал набраться терпения.

— Голосок-то знакомый, — шепнул Скрипач Плясунье.

Подбодренные собственным любопытством, актеры и незадачливый зритель пустились в путь. Они шагали по пышным, мягко обнимавшим ноги мхам, перебирались через поваленные стволы, уже трухлявые и тоже укутанные одеялом мха, крошившиеся под ногами. А вокруг поднимались старые ели, растопыривали сухие, лишенные хвои ветви.

Хватаясь за вывороченные корни, опираясь о пни, Плясунья чувствовала под пальцами бороды лишайников и влажную осклизлость древесных грибов. Потом ели стали сменяться соснами, мхи — травами, под ногами обнаружилось подобие тропы, идти стало легче, лошадиные копыта мягко застучали по сухой земле, и вскоре тропа привела к двери маленькой, покосившейся хижины с единственным окном, закрытым ставнями.

У дверей хижины был привязан конь — не чета актерским лошаденкам, на таком коне владетельному сеньору гарцевать. Он поднял голову и тихонько заржал, приветствуя хозяина. Незнакомец вынул из кармана корку хлеба, протянул коню, знаком веля актерам привязать лошадей.

Затем все они гурьбой ввалились в маленькую хижину, и едва в очаге пламя побежало по первым веткам, как и актеры, и зритель обернулись к своему провожатому. Он стоял, опершись о косяк, и смеялся над их откровенным нетерпением.

Актеры узнали его тотчас. Невозможно было не узнать эти удивительные глаза, светлые, словно лесные озера в солнечный день. Ни у кого другого во всем королевстве не было таких глаз. Не было такой улыбки — от нее становилось тепло и легко на сердце.

— Победитель состязаний! — воскликнула Плясунья. — Вы приходили в таверну вместе с Ар… вместе с его величеством.

Маленький Скрипач шагнул вперед, снизу вверх взглянул на Стрелка.

— Если не ошибаюсь, не так давно вас с большими почестями похоронили?

Стрелок широко улыбнулся:

— Именно. И ныне, — мрачно промолвил он, — я подстерегаю в лесу запоздалых путников и съедаю.

Актеры смотрели во все глаза. Человек, объявленный оборотнем, смеялся! За ним охотились лучшие воины королевства, за его голову была обещана награда — и он смеялся! Как же смеют они ныть и жаловаться? Разве на их долю выпали такие же бедствия?

И внезапно актеры почувствовали, что все их мытарства закончились. Нечего бояться — теперь, когда Стрелок рядом.

— Вы останетесь с нами? — моляще спросила Плясунья.

Он ответил улыбкой. Актеры разом заговорили, засмеялись и начали рассаживаться вокруг очага. Пол в хижине был земляной. Колченогий стол и скамьи потемнели от времени. В углу стоял глиняный кувшин с отбитой ручкой, на стене висел забытый кем-то из охотников старый пустой колчан.

Стрелок подкинул в очаг поленьев, нанизал на вертел двух жирных уток — у актеров вырвался дружный вздох: с утра ничего не ели. Случайный зритель, присоединившийся к актерам во время бегства, вынул из-за пазухи завернутый в тряпицу хлеб и пару головок чеснока.

— Теперь бы вина глоток, — размечтался Флейтист.

Стрелок только руками развел.

— Деньги у нас есть, — заметил Флейтист, — немного, но на овощи и вино хватит. С утра надо сходить в город… Узнать, что случилось с людьми Овайля…

— Кому идти? — спросила Плясунья.

Черные глаза Скрипача остановились на Стрелке; угадав мысли охотника, музыкант вскрикнул:

— Не вздумайте! Вас в городе поджидают!

— Вряд ли арчинские стражи день и ночь твердят наизусть список моих примет, — откликнулся Стрелок.

— Поэтому вы жалкую хижину предпочитаете городским тавернам? — усмехнулся Флейтист. — Нет, без нужды рисковать не стоит.

— Рано или поздно я бы вошел в Арч, — возразил Стрелок.

— Но не теперь, когда город взбудоражен и стражники бдительны, — поддержала Флейтиста Плясунья.

Тогда все взгляды обратились в сторону случайного попутчика. Он казался очень худым и очень юным. К тому же был рыжим, как огонь, таким рыжим, что Плясунья огорченно вздохнула — она привыкла считать свой цвет волос редким и удивительным. Руки и лицо его густо уснащали веснушки, из-под рыжих ресниц блестели рыжие глаза.

— Мне в городе появляться нельзя, примелькался уже, — засмеялся юноша, дернув себя за волосы. — Цвет неудачный, приметный…

— Чем же ты насолил людям? — подозрительно осведомилась Плясунья, вспомнив о золотых шпорах, якобы снятых с рыцарских сапог.

Рыжий улыбнулся:

— Пришел я в Арч недели две назад. Смотрю, на улице бродячий философ речи ведет, людей уму-разуму учит. Нехорошо, говорит, бранить тех, кто богаче. Браните, значит, завидуете. Сами хотели бы разбогатеть, да не умеете. Богатые — они умные. А если ты умом обижен, кушай тюрю на воде да кланяйся ниже.

Актеры переглянулись — речи были знакомые. Слышали они подобное. Особенно часто в голодные годы.

— Тут меня сомнение взяло, — продолжал рыжий, — так ли умны богатые? Дай, думаю, проверю… Подхожу к лавочнику. Он разодет — куда там лорду, на ногах золотые шпоры позванивают. Говорю: «Я странствующий волшебник. Дозволь, благородный господин, из двух твоих золотых шпор сделать четыре — прямо сейчас». У того глаза загораются. Нажиться, пальцем о палец не ударив… Вот это по-умному! Протягивает шпоры. «Не сумеешь, бездельник, — плети отведаешь». — «Не придется, — отвечаю, — моею недостойной спиной вашу плеть осквернять. Взгляните, мой господин, одна шпора спрятана у вас за поясом».