Входная дверь распахивается, высовывается Баобабова и объявляет, что сегодня, как и каждый вечер до конца года, старший лейтенант Пономарев будет находиться при исполнении. И ни на какие мероприятия с посторонними, а тем более с гражданскими лицами он выходить не намерен.

Секретарша Лидочка, потерпев сокрушительное поражение, бежит жаловаться в отдел кадров, а Баобабова, взяв меня за воротник, тащит по направлению к нашему кабинету.

В коридоре нам встречается завхоз дядя Саша и сообщает по секрету, что нас давно и безуспешно разыскивает капитан Угробов. По сведениям дяди Саши, полученным от надежных осведомителей, Угробов принял от вышестоящего начальства служебную записку, в которой упоминались наши фамилии. Обстоятельства упоминания никому не известны, но лично он, завхоз дядя Саша, не попадался бы на глаза капитану.

Отблагодарив товарища крепким рукопожатием и обещанием тесного сотрудничества, мы с Машкой торопимся в отдел, чтобы там, за крепкими стенами, укрыться от сурового начальства.

Если не хочешь встречаться с неприятностями, обязательно с ними встретишься. И в самое ближайшее время. Это не я, это статистика.

Из отдельно расположенного кабинета с двумя нулями выходит, поправляя мундир, любимый наш капитан Угробов. Баобабова пытается затаиться в темной нише, но всем в отделении известно, что Угробов даже в самые темные ночи не ходит на задержание с прибором ночного видения. Глаза капитана устроены так, что он различает любого теплокровного нарушителя, а тем более прапорщика или лейтенанта, в лютой темноте на расстоянии до ста метров.

— О! — говорит капитан, делая палец пистолетом. — Пономарев! И, о! Баобабова! Оба!

— Здрасьте еще раз, — отвечает на взаимность Машка, нещадно краснея. — Давно не виделись, товарищ капитан.

В коридоре потихоньку собираются любопытные. Из отделов подтягиваются скучающие опера, спрыгивают с подоконников вызванные на душевные собеседования свидетели, тянут шеи малолетние нарушители во главе с инспекторшей по делам несовершеннолетних. Всем хочется посмотреть и послушать трогательную сцену встречи капитана и отдела “Пи”.

К нашему дружному коллективу любопытство неподдельное. Мало кто из сотрудников восьмого отделения знает, чем мы с Машкой занимаемся. Отдел как-никак секретный. По кабинетам ходят холодящие душу истории, что мы с Баобабовой выкапываем для научных опытов покойников, препарируем особо несговорчивых преступников и даже, что совсем невероятно, ничего не делаем, а только занимаем кабинет, чтобы его не захватили коммерческие структуры.

— А тебя, Пономарев, мама здороваться не учила?

— Так ведь уже вроде… — растерянно оглядываюсь на напарницу. Машка трясет головой, подбадривая. Капитан не девушка, лишнее “здрасте” не помешает.

Здороваюсь. По-простому. Без всяких там сюсюканий. Можно сказать, по-мужски. Протягиваю для рукопожатия руку. Угробов сначала отзывается на этот чисто дружеский жест, но потом резко отдергивает руку:

— Я с нарушителями трудовой дисциплины не панибратствую.

— Это когда мы… — настроение Баобабовой портится. Она пытается подтянуть капитана поближе к себе за грудки, но Угробов умело ставит блок и уходит от контакта.

— А вот позвольте бумагу из управления огласить.

Капитан вытаскивает из кармана мятую бумажку. Обступившие нас зрители затихают, не желая пропустить ни единого слова. Ясно ведь, бумага из управления, а не из того помещения, откуда только что капитан появился. Перед тем как зачитать важный государственный документ, Угробов обводит узкий коридор пристальным взглядом справедливого, но очень сурового начальника.

— Разрешите доложить всем присутствующим кое-какие цифры. В то время, когда сотрудники так называемого отдела “Пи” прохлаждаются на улице, — Угробов торжественно трясет бумагой, — мы не сидим без дела. Что и отмечено в поступившей из управления статистике. За прошедшую неделю нашим отделением проведена огромная и где-то даже титаническая работа по охране правопорядка. Задержано преступных банд — шесть, предотвращено разбойных нападений — восемь, выявлено расхитителей частной и коммерческой собственности — один. А также арестовано свыше пятисот других не менее опасных воров в законе. — Угробов с трудом переводит дыхание. — Про мелких хулиганов даже не говорю. Пачками свозим со всего района. Одним словом, работы в отделении непочатый край. Все трудятся, никто на рабочих местах не спит, по коридорам ради любопытства не шляется.

Народ одобрительно соглашается со справедливыми показателями, озвученными капитаном.

— А в это время двое наших товарищей… — Многозначительная пауза. — Двое наших не самых лучших товарищей бьют баклуши, прикрываясь служебными делами. Подождите, прапорщик Баобабо-ва, у вас еще будет время высказаться. Послушайте, что пишут мне из управления! Только одна фраза. Сейчас… Вот! “…Обнаружены в пикантном состоянии, сидящими на взлетно-посадочной полосе…” Как вам такой заворот? Или вот это место. “…Вступили в дерзкие пререкания с генералом, обозвав его старым козлом…”, простите за вырванный текст.

Бывалые опера и молодые следователи, свидетели и несостоявшиеся нарушители и даже инспекторша по делам несовершеннолетних вместе с подопечными ошарашенно ахают. Все и без опубликования в центральной прессе законов знают, что за “старых козлов” обычно отвечают по полной программе.

— Не так все было, товарищ капитан.

— Верю, лейтенант, охотно верю, — соглашается Угробов. — Все было гораздо хуже. Генерал зря напраслину не напишет. Факты подтвердятся, удостоверятся, общество вынесет законные порицания. А пока вынужден объявить вам служебный арест. Из кабинета своего ни шагу без разрешения. В крайнем случае, без прокурорского постановления. Воду и хлеб принесем. Охрану поставим. Родственников оповестим. Диван для отдыха можете взять из приемной.

Замечаю, как среди толпы мстительно улыбается секретарша Лидочка. Это значит, что дивана нам не видать, как свободного доступа на улицы нашего района.

— Попрошу всех разойтись по рабочим местам, — обращается капитан к сотрудникам и просто присутствующим. Естественно, никто не спешит по кабинетам. Все ждут, чем ответит отдел “Пи” на наглые заявления руководства. Угробов, видя такое дело, говорит: “Хорошо”, вытаскивает из-под мышки любимый пистолет и делает два предупредительных выстрела в потолок.

Паника овладевает присутствующими. Кто-то, кто поумней, падает на пол. Но большинство с визгом и криками “Убивают!” расходятся по указанным капитаном местам. Лишь заместители Угробова да секретарша Лидочка с папкой для приказов, привыкшие к выходкам сурового капитана, удаляются гордо, но быстро.

Угробов, украдкой оглядывая опустевший коридор, делает вид, что рассматривает стертый линолеум:

— Надеюсь, вы понимаете, что я вынужден был это сделать?

Баобабова, делая вид, что рассматривает давно и плохо покрашенную стену, отвечает сквозь зубы. Благо сделать это легко, двух зубов нет: