Пытаясь сориентироваться по положению солнца, она миновала перекресток, как вдруг услышала громкие голоса, доносившиеся из какого-то переулка. Она повернулась посмотреть, что происходит, и стала невольной свидетельницей ссоры, разыгравшейся прямо на улице. Невысокая полная женщина оттолкнула старика с такой силой, что тот споткнулся, едва не упав, и кинулась с оскорблениями на какую-то пару. Не желая быть втянутой в этот, как ей показалось, семейный скандал, Элис двинулась дальше.

Долетевшее до нее слово «фриц» заставило ее остановиться. Присмотревшись внимательнее, она узнала уже знакомую ей швейцарку и ее сына. Она все еще колебалась, не желая вмешиваться. В конце концов, это ведь та самая женщина, которая хотела навестить могилу на немецком кладбище.

Девушка с растущей тревогой наблюдала за тем, как противостояние все больше обострялось. Мать и сын отступили на другую сторону улицы, и женщина без сил рухнула на землю, прислонившись к стене дома, а кричавшая на нее старая карга схватила старика и потащила его в дом. Мальчик наклонился над матерью, стараясь ее утешить.

Элис больше не могла их игнорировать. Она бегом кинулась к ним.

– С вами все в порядке? – спросила она по-французски.

Глаза женщины были выпучены от страха.

– Они украли мои деньги, – всхлипнула она. – У нее нож!

За их спинами скрипнули ставни, и снова раздался гневный крик:

– Фриц, убийца, убирайся прочь!

– Пойдемте, я угощу вас кофе, – сказала Элис, взяла женщину под локоть и попыталась поднять ее с земли. Бесполезно, у бедняги просто подкашивались ноги от пережитого ужаса.

– Бери ее под другую руку, тогда мы сможем ее поднять, – велела Элис мальчику.

Он посмотрел на нее, явно не понимая, чего от него хотят, пока она жестами не объяснила ему, что нужно делать. Наконец, после нескольких неудачных попыток, им удалось поднять Марту. Они подставили плечи ей под руки, чтобы поддержать, сделали первый шаг, потом еще один, пока, двигаясь мучительно медленно, не добрались до главной улицы. Только теперь они смогли увидеть поверх крыш колокольню церкви и, ориентируясь по ней, добрели до площади.

Джинджер провела их к столику в темном углу в глубине кафе, где мать с сыном обычно и сидели.

– Вы выглядите так, словно кто-то вас до смерти напугал, – сказала она. – Что вам принести?

– Две чашки кофе и лимонад, – ответила Элис. – И печенья или пирожных, наверное. Чего-нибудь сладкого. – Она повернулась к женщине. – Миссис Вебер? Марта и Отто, не так ли? Вам лучше рассказать мне, что произошло.

– Я просто пыталась получить назад свои деньги, – сказала Марта. Лицо ее все еще было бледным как мел. – Но она стала угрожать нам ножом. Я так испугалась!

– Она вам угрожала?

– И мне, и Отто тоже. – Нервно, прерывисто дыша, Марта пересказала историю о том, как она пыталась вернуть залог в десять франков, оставленный человеку, который позже отказался отвезти ее на могилу племянника.

Джинджер пришла с напитками и десертом. Женщина проигнорировала еду, в то время как мальчик начал жадно есть. Элис подумала, что он, возможно, умственно отсталый – он, казалось, почти не понимал, что она говорит. Но иногда он выглядел вполне разумным, и девушка замечала, как он бормотал что-то матери, когда их никто не слышал.

Они действительно были странной парой – какой-то излишне скрытной. Элис никак не могла понять, почему после столь короткого знакомства они вызывают у нее такую настороженность, – она была уверена, что они что-то скрывают. Она еще в самом начале заметила, что у женщины довольно странный акцент. Теперь она поняла, что он напомнил ей акцент живущих в Америке друзей их семьи. Те были иммигрантами из Германии, и она еще девчонкой играла с их детьми. Они были хорошими людьми, но она помнила, как сильно они отличались от ее родителей – были странно официальными и старомодными. Одному богу известно, что с ними стало после войны.

Во время войны немцам было нелегко – даже тем, кто прожил в Америке большую часть своей жизни. Тысячи из них были интернированы, включая половину музыкантов знаменитого симфонического оркестра в ее родном городе. Даже после того, как война закончилась и их освободили, все избегали немцев и относились к ним с подозрением.

Взять хотя бы ту женщину, которая всего несколько недель назад откликнулась на объявление ее матери о найме домработницы, утверждая, что приехала из Швейцарии.

– Я хороший работник, очень честный, – рассказала она матери Элис. – До войны я была медсестрой, но… сейчас так сложно найти работу. – При проверке оказалось, что она училась в Германии, и отец Элис заявил со свойственной ему решительностью: у меня в доме фрицам не место! И этой женщине, которая была гораздо более квалифицированной, чем другие претендентки, было отказано.

Ей было жаль тех людей дома, но теперь она видела страшную разруху и столько смертей, которые принесли немцы, и понимала, почему к ним так плохо относятся. Она сама ненавидела немцев за то, что они забрали Амелию, Сэма и многих других молодых людей, которых она знала. Это ведь вполне естественная реакция, верно? Тем не менее сейчас она помогает женщине, как она стала подозревать, немке, которая, как и ее несостоявшаяся домработница, выдает себя за жительницу Швейцарии. А что еще ей оставалось делать, когда им угрожала та сумасшедшая? Как все сложно!

Она порылась в кармане и нашла банкноту. Ей нужно откупиться от упреков своей совести!

– Может, это вам хоть немного поможет, – сказала она, положив деньги на столик. – Не стоит рисковать из-за десяти франков.

Женщина покачала головой. Элис снова подтолкнула деньги ближе к ней.

– Пожалуйста! Это поможет вам найти племянника. А теперь я должна идти.

Рука Марты незаметно скользнула по столу – и банкнота исчезла.

– Благослови вас Господь! – сказала она.

* * *

Снова стоя в очереди на почте, чтобы проверить, нет ли ответа от отца, Элис лениво слушала сплетни горожан. Казалось, у всех есть свежие новости, которыми нужно обменяться друг с другом и с человеком за конторкой, что еще сильнее замедляло и без того неспешное продвижение очереди. При нормальных обстоятельствах Элис бы нервничала, нетерпеливо вздыхая, и пеняла бы на плохое обслуживание и неэффективных служащих. Но сейчас ее отвлекали их короткие диалоги.

– Вы видели цены на эти томаты?

– Поверите ли, они их везли из самой Испании!

– Думаю, пора восстанавливать наши собственные теплицы. Так мы сможем выращивать собственные ранние овощи.

– Да, но сначала нужно починить дома.

– Вы слышали, что Черчилль предложил оставить Ипр в качестве памятника?

Элис навострила уши.

– Вы имеете в виду, не восстанавливать Суконную палату?

– Вообще ничего не восстанавливать. Оставить таким как есть, как мемориал.