О подготовке «стихийного» мятежа свидетельствовал и жандармский генерал Спиридович: «В Военно-промышленном комитете Петрограда готовилась революция. Ее готовила рабочая фракция комитета под председательством меньшевика Гвоздева, которому покровительствовали Гучков и Коновалов… В их присутствии оглашались резолюции рабочих о необходимости мира без аннексий и контрибуций… в то же самое время те же господа — Гучков и Коновалов, Некрасов — нападали на правительство за то, что “хотят заключить сепаратный мир”. Такова была двойная лицемерная политика Гучкова и компании, мечтавшей не о победе над немцами, а о победе над самодержавием. Они стремились к власти. Победа русской армии для них была страшна, так как лишь укрепила бы самодержавие, против которого они боролись… Все это мне с горечью докладывали в Охранном отделении, показывали документы».

Да, в данном отношении ситуация в России также имела загадочные особенности. Охранное отделение располагало исчерпывающей информацией о подрывной деятельности, но конкретные меры тормозились. Генерал Глобачев вспоминал: «Еще в 1915 г. необходимо было арестовать Керенского за явно противогосударственную деятельность, и можно было поручиться, что материала у него нашлось бы совершенно достаточно для привлечения его к судебной ответственности. Но, несмотря на мои настойчивые доклады, бывший тогда товарищ (заместитель. — Авт.) министра внутренних дел С. П. Белецкий отказывался дать свое согласие» — объяснял, что арест депутата Думы вызовет серьезные эксцессы. Тогда же, в 1915 — начале 1916 г., поступали настойчивые доклады о Рабочих группах. Но и их министр внутренних дел Хвостов и Белецкий оставляли без последствий под аналогичными поводами.

Победы наших войск были для оппозиции и впрямь «противопоказаны», они утверждали авторитет царя и в армии, и в народе. Но омрачить успехи на фронте помогли Англия и Франция. Они взялись втягивать в войну Румынию. Армия у румын была внушительная, 650 тыс., и союзники заявляли, что она может стать решающей гирей, которая склонит ход войны к победе Антанты. Государь, Алексеев и русский Генштаб решительно возражали. Они отлично знали, что румынское воинство, отвратительно обученное и вооруженное, не представляют серьезной силы. Нет, все аргументы отметались. Союзники обвиняли русских, что они преследуют эгоистичные интересы, требовали у Николая II поддержать Румынию, послать ей 200 тыс. солдат (хотя выделить такое количество в разгар сражений было невозможно).

Вопреки мнениям царской Ставки, англичане и французы все-таки уговорили румын, дали огромные кредиты, снаряжение, оружие — не в пример щедрее, чем русским. Обещали после победы австро-венгерскую Трансильванию. Румыния вступила в войну 27 августа 1916 г. В самый неподходящий момент, когда наши армии в летнем наступлении выдохлись, израсходовали резервы. Румыны им уже не могли помочь, но и они не могли помочь румынам. А вот для Германии и Австро-Венгрии присоединение Румынии к Антанте стало лучшим лекарством. После поражений и страшных потерь их положение было незавидным, военные и население пали духом. Теперь можно было воодушевить их эффектными победами, подкормить награбленными трофеями. Немцы, австрийцы, болгары обрушились на румын с нескольких сторон, опрокинули, погнали.

Выручать их пришлось русским. Царь все-таки направил свои соединения. Корпус генерала Зайончковского в Добрудже почти месяц отражал атаки целой армии Макензена, не позволив врагам захлопнуть окружение вокруг массы румынских войск. Они смогли выбраться из намеченных клещей, а на помощь им уже выдвигались другие русские контингенты. Удержали северную часть страны. Румынское правительство, сбежавшее из Бухареста, смогло обосноваться в Яссах под защитой царских полков.

Для России этот «подарок» союзников обошелся очень дорого. Линия фронта удлинилась на 600 км. Для поддержки румын пришлось перебрасывать три армии с других участков. Тем не менее катастрофу выправили, фронт восстановили. Нет, не все русские операции были победоносными. Но стоит обратить внимание: за тот период, пока Верховным Главнокомандующим был царь, наши войска не потерпели ни одного поражения! И легкомысленную Румынию тоже спасли.

Но во французской и британской прессе поднялась шумиха, что Россия… предала «бедных и благородных румын»! Не послала вовремя нужное количество войск, бросила «культурных румын» на растерзание. А тем самым предала других союзников, лишила их шансов на скорую победу. О том, что именно русские ценой неимоверных усилий и немалых жертв выправляли авантюру, никто не вспоминал. Кампания о «предательстве» румын очень эффективно погасила симпатии к нашей стране, всколыхнувшиеся среди французских и британских обывателей.

И к этой антироссийской волне добавилось еще несколько скандалов. В июне 1916 г. в Россию поехал для переговоров британский военный министр Китченер. Но крейсер «Хэмпшир», на котором он плыл, погиб. Причина неизвестна, версия историков — наскочил на дрейфующую мину. Однако в британских газетах появилась сплетня, что информация о визите Китченера через царицу и Распутина была передана немцам, и они выслали подводные лодки (ни одна германская подлодка «Хэмпшир» не топила, в журналах боевых действий и донесениях этого нет). А на посту военного министра Китченера сменил Ллойд Джордж. Один из самых ярых врагов нашей страны.

Чуть позже в Англии непонятным образом вскрылись тайные договоренности о Босфоре и Дарданеллах. В британском парламенте был сделан запрос, начались жаркие дебаты: как можно отдавать черноморские проливы русским, если это нанесет страшный ущерб интересам Англии, поставит под угрозу ее влияние в Средиземноморье, Греции, на Ближнем Востоке? Возбудилась общественность, протестуя против такого соглашения.

А во Франции подогреть неприязнь к нашей стране помогли революционеры. Здесь сражались части русского экспедиционного корпуса, которые еще недавно славили и закидывали цветами. И вдруг в лагере Майи, куда отвели их на отдых, произошел бунт. Солдаты требовали отправить их на родину, разбушевались, убили подполковника Краузе. При расследовании обнаружилось, что среди них распространялась газета Троцкого «Наше слово». Русские дипломаты и военные представители уже давно обращали внимание французских властей на революционную агитацию в их стране. Сохранившиеся документы показывают, что Сюрте Женераль отлично знало об этом. 16 сентября 1916 г. в докладе о Троцком сообщалось, что он «продолжает русофобскую и пораженческую агитацию при подозрительных обстоятельствах» [97]. Но никаких мер не принималось.

Теперь случай был слишком вопиющим. Царское правительство потребовало экстрадиции Троцкого как подданного России. Даже в такой ситуации за него нашлись заступники вплоть до министров и депутатов парламента. Но осенью 1916 г. с усилившейся Россией нельзя было не считаться. Хотя на родину Троцкого все-таки не выдали, ограничились высылкой из Франции. Предполагалось, в Швейцарию. Другие страны были для него закрыты, в досье контрразведок Антанты он значился германским агентом. А ехать в «эмигрантскую свалку» ему очень не хотелось. В октябре он писал неким «мадам и месье Буэ» (что это за лица, остается неизвестным): «Я очень сожалею, что вынужден покинуть Францию, чтобы ехать в Швейцарию, эту маленькую нейтральную дыру… Мы будем там, конечно, находиться в хороших условиях для существования (пассивного!). Но я бы предпочел страну, где делается история… Европа стала слишком тесной…»