— Есть выяснить, подключить и выручить.

— Ну-ну! Только решительно, но деликатно, — предупреждает командующий. — Чтобы ни один «вражеский» эхолот, как говорится… не раскусил, не учуял… откуда ноги растут. Так вот… — Повернулся к микрофонам. — Гар-рнизо-о-он…

Идеологические расхождения

— Товарищ полковник, прошу обратить внимание, следующими по списку числятся рядовой Кабаков и младший сержант Николаев, вторая рота, третий взвод, пантомима. — Театрально-художественным голосом зачитывает майор Фефелов записавшихся на кастинг. — Очень талантливые ребята. Политическая сатира на Пентагоновских ястребов.

Над спортгородком солнце, изредка набегают небольшие тучки, но это не мешает кастингу, смотр талантов продолжается.

— Вот как! — восклицает полковник Ульяшов. — Это интересно. А кто им номер ставил?

Фефелов, скромно признаётся.

— Рядовой Кабаков, товарищ полковник и я, курировал!

— Молодец, Фефелов, — замечает полковник. — Похвально. Политическая сатира на наших противников, это актуально. Мы её всегда активно применяли. Не грех и восстановить традиции. Пусть начинают. Давайте, сынки.

Рядовой Кабаков и младший сержант Николаев в двухминутной мимической сценке чётко изображают хитрость, агрессию и изворотливость пентагоновских ястребов.

Пластика и актёрские данные одного с лихвой перекрывают некоторые «шероховатости» и зажатость другого, но пантомима выглядит вполне профессионально, ярко и смешно, потому что плакатно, характеры персонажей понятны, как и замыслы. Особенно «плачевен» для ястребов финал. Зрители смеются, бурно реагируют.

И Ульяшов внешне доволен.

— Ага… Так, товарищи члены жюри, что это было? — спрашивает он. — Кто что понял?

Вопрос, конечно, больше к дирижёру. Лейтенант Фомичёв первым и отвечает:

— Пластика есть, образы понятны, артистично… сатира.

— Сатира-то сатира, товарищи члены жюри, — неожиданно возражает начфин полка полковник Старыгин. — Но, мне кажется — вы не заметили? — рядовой Кабаков на нашего премьера вроде бы похож, а? Когда в профиль, нет? Как бы нам это «того», извините, боком сатира не вышла, а?

Это замечание резко настораживает председателя жюри, а дирижёр переспрашивает:

— Рядовой Кабаков — на…?!

Но Ульяшов уже разглядел «сходство», полностью согласен с замечанием начфина.

— И мне так показалось, да. Смотрю и думаю, на кого это он так похож, а он оказывается… Ага! Нет, такое мы пропустить не можем.

— Да нет! Он и близко не похож… — возражает дирижёр. — Скорее уж на генерала нашего. Вот это он зря сказал, не надо бы. Сходство с генералом вообще для красного словца выдано было, как парадокс.

— Да вы что, тем более! — Председатель жюри нервно машет руками — чур-чур! — На ястребов, сколько хотите, на командование категорически нет. И вообще, у них что, Фефелов, слов, что ли конкретных нет, товарищ начальник клуба, чтобы понятно было, а?

Начклуба округляет глаза, обиженно шипит.

— Так это же пантомима, товарищ полковник. У нас в училище, тоже такой номер был, на «ура», я помню.

Ульяшов ехидничает:

— Ну, в вашей начальной педагогической академии имени Крупской может быть и на ура, а в данном виде, извините, увы! И вообще, товарищ майор, я хорошо знаю, что такое пантомима, главное, чем она может для нас обернуться. Поэтому образы — я уверен — тем более политические, нужно чётче всегда обозначать. Как говорится, «тщательнее». На того же, например, Аркадия Райкина посмотрите. Гениальный был артист! Много лет удачно сочетал одно с другим, и всем понятно было, кого он изобличает. Главное, претензий к нему не было. И вам надо так! Короче, по ястребам бейте сколько хотите, но без рикошета в нашу сторону, без двояких толкований.

Дирижёр пытается защитить исполнителей.

— Товарищ полковник, номер не плохой, обкатать, доработать…

— Так я ж не консерватор, я не возражаю. И возьмитесь, и доработайте, — дипломатично разрешает ситуацию председатель жюри. — А сейчас номер сырой, в таком виде он — сами понимаете, увы!.. — На этом демократические баталии в составе жюри председатель категорически прекращает, громко сообщает исполнителям решение. — Так, товарищи артисты, номер хорош, нам понравился, но его довести нужно, образы конкретизировать, чтоб всё понятно и без двояких толкований. Это наше общее мнение. Этим займётся лейтенант Фомичёв, начальник и дирижёр оркестра, тогда и посмотрим. Следующий…

Начальник клуба едва заметно обиженно кривится, сообщает полковнику.

— Там дальше силовые номера на сегодня идут, товарищ полковник: разбивание кирпичей, силовой экстрим, катание на скейтборде, метание сапёрной лопатки в цель, БМП с боекомплектом зубами с места…

На последнем Ульяшов вскидывается, переспрашивает.

— БМП зубами?! С боекомплектом? Это интересно! Но это же не номера самодеятельности, если я правильно понимаю. Как считаете, товарищ дирижёр, нам пойдёт? Я думаю нет!

Дирижёр отрицательно качает головой.

— Это всё или спец, или спортподготовка.

— В ансамбль, значит, они не вписываются.

С этим даже начфин согласен. Он так и замечает.

— Конечно. Художественности же никакой. Только сила и упорство. Лирики необходимой нет, художественности. Одна физика.

Ульяшов укоризненно смотрит на начклуба: и это всё?!

— Я удивлён! — выговаривает он. — Неужели у нас в полку никаких певцов нет, а? Я не верю!

Фефелов совсем обижен, суетливо перебирает листки, находит нужный.

— Почему же, есть… Вот. Реперы. Они на завтра на прослушивание записаны. Четыре человека.

Что-то вспоминая, Ульяшов морщит лоб.

— А реперы — это которые «Сергеи» и…

Начфин с сильно долей иронии на лице и в голосе подсказывает.

— Ага! Небритые, наколками раскрашенные. Тимати все.

С этим начклуба категорически не согласен, он осторожно возражает.

— У нас без наколок, только для образа, и нарисованные. Чистая самодеятельность, товарищ полковник. Сами сочиняют, сами танцуют, сами и поют. Тёплой водой с мылом, потом, и всё. Как и не было.

— Да они не поют, ваши реперы, они долдонят, — с сильной долей сарказма, резюмирует начфин.

— Ага! Гундят… — в той же «кривой» тональности, дополняет председатель жюри.

— Может, товарищ полковник, посмотрим танцы в стиле хард-рок, — майор Фефелов, заранее угадывая реакцию, с опаской указывает на листок-программу, поясняет. — Это не я, товарищ полковник, это они сами тут записались, или джаз-модерн. Тут так записано. Современные течения. Будем смотреть?