Я молчу, не могу понять, к чему он клонит, и неудивительно, если учесть, сколько химии в моей голове осело за последние месяцы.

— Я не знаю, о чём ты, Тони, — выдавливаю.

— Я о женщине, которая чуть не разнесла нам больницу несколько дней назад, подняла на уши всю администрацию, но, главное, не просто ругалась, а била в цель: Мэтью не спит третьи сутки, глотает антидепрессанты — она ведь действительно может довести дело до лишения лицензии. И да, кстати, её же стараниями ты снова мой пациент — это не моя добрая воля, это распоряжение начальства!

Я слышу, как кардиомонитор, следящий за моим пульсом, начинает истошно пищать: ну конечно, мне и технологии не нужны — я итак чувствую, что моё сердце отбивает чечётку… Лера, я узнаю тебя! И, чёрт возьми, самая тёплая и самая будоражащая меня мысль — я здесь не один! Даже когда я в отключке, есть кое-кто, кто не просто заботится обо мне, а раскидывает всех вокруг на лопатки, борясь за мою жизнь! Это так, чёрт возьми, приятно! И слёзовыжимательно, блин… Хоть бы Тони не заметил…

Тони снова смотрит на меня, улыбаясь.

— Так вот, Алекс, когда в нашей жизни случается женщина, наш мир переворачивается и невозможное становится возможным. В эти дни Валерия вытащила тебя с того света в прямом смысле этого слова. За этот подвиг я прощаю ей все скандалы и грубости в адрес нашей больницы и мой лично! Ты чудом пережил смертельную форму пневмонии, но главное, эта женщина всё ещё здесь, а это означает, что мы за тебя ещё повоюем! А теперь по существу: результатами операции, проведённой Мэтью, я доволен. Он уже на сегодня значительно продлил тебе жизнь, но у нас есть все шансы биться за лучший результат, даже наилучший. У нас ведь теперь есть женщина, не так ли?

— Чего ты хочешь Тони?

— Ответь на один только вопрос: ты хочешь жить?

— Я не знаю…

— Подумай. Вспомни её глаза, они ведь действительно необыкновенные… Эх, мне бы твои годы, Алекс! Шанс выкарабкаться у тебя всё ещё есть, если решишься идти туда, куда она поведёт тебя, а она, как я понял, твоего мнения не спрашивает, просто даёт тебе подзатыльники и пинки, но ты ведь слушаешься! — в этот момент я вижу его злорадный оскал.

Ну да, почему бы и не поскалиться, я ведь так эпически уходил из жизни, такие речи толкал, упиваясь невероятными глубинами собственной мудрости, фальшивой, как оказывается теперь. И да, я — весь из себя философ, познавший жизнь и разочарование в ней, по одному несчастному щелчку женщины встаю в то место, где она желает, чтобы я стоял, машу руками в тех направлениях, о каких она только успевает подумать, словно я кукла, а она кукловод. Да, смешно, я бы сам смеялся, наблюдая такую картину.

Но Тони сегодня неумолим в своём злорадстве:

— Она пела тебе песню, Алекс. Что-то про любовь, но там вся суть была в одной фразе: «Я хочу, чтобы ты остался». Не поверишь, я, врач-онколог, циник от природы и по призванию, разрыдался сам, когда услышал! Вчера у меня как раз ночное дежурство было, прибегает медсестра со словами «Тони, Тони, иди посмотри на это, клянусь ты такого ещё не видел!». Выхожу, а у нас в отделении песня… и люди! Вокруг твоей палаты собрались толпы, Алекс, все слушали, как тебя просили остаться. Тебя или Всевышнего, не важно, но ты послушался! Опять! И знаешь, что? Мне это определённо нравится! Да я просто кайф ловлю, наблюдая за этим! Она сейчас не ломает тебя, а собирает заново, а ты будто лишён воли, слушаешься её беспрекословно, но это тебе же и во благо!

Думаю, мои слёзы уже не скрыть, ну и ладно, мне можно, раз даже Тони пробило на сентиментальность! Ну ты, Лерка, даёшь!

— Ну так что, Алекс, мне составлять план твоего воскрешения, или как?

— Составляй, — отвечаю, не задумываясь, а голос то, голос у меня дрожит: не верю, что из этого что-то может получиться, слишком сильные боли были в последнее время, и Леру жалко, больно ей будет, но… Тони ведь сказал, я безволен перед лицом её желаний! И это действительно так.

Да, случается в нашей жизни женщина…

Novo Amor — Carry You

Я живу словно в вакууме: не было прошлого, не будет никакого будущего, есть только здесь и сейчас. И жить так легко: ничто не тяготит, не беспокоит, не терзает сомнениями. Нет желаний, нет устремлений, планов и целей, нет связанных с ними амбиций и страхов. Есть только этот миг, это мгновение, этот солнечный свет, этот осенний дождь, льющийся из сиреневой бездны на белый камень террасы, в пустой бассейн, в тёмные воды залива, есть этот ветер в светлых волосах, сине-серый взгляд, устремлённый на меня в эту самую секунду, а что будет за ней — не важно.

— О, Боже, Алекс! Что ты натворил?

— А что такое?

— У тебя на спине кровь!.. Швы, наверное, разошлись! — глаза моей феи переполнены страхом и, кажется, сейчас вот-вот расплачутся от боли за меня…

— Ничего страшного, наверное, просто резко поднялся…

— Ты с ума сошёл, как это ничего страшного, когда вся футболка сзади в крови! — голос её срывается, кажется, она всё же решила всплакнуть…

Меня мучают угрызения совести, но я и впрямь понятия не имею, как это произошло…

— Живо ложись на этот диван, — приказывает мой главнокомандующий.

Я покорно укладываю себя на живот на широком диване гостиной, солнце заливает это место своим светом так щедро, что бежевый диван вполне сойдёт за операционный стол. Лера осторожно приподнимает футболку и охает… Спустя время возвращается с лекарствами, которые Тони вручил ей лично в руки, выпроваживая на днях нас домой из госпиталя.

— Алекс, тебе, наверное, будет сейчас больно, ты, пожалуйста, потерпи, ладно? Мне нужно снять старые повязки, обработать раны и наложить свежие, — объясняет так мягко, словно она моя мамочка, а не бывшая любовница…

— Конечно, потерплю, — отвечаю так же мягко, а сам… А сам плавлюсь от её прикосновений… Боже мой, наконец-то она касается меня! Ощущения не передать словами, даже голова кружится от счастья… Пальцы у неё такие тёплые и нежные… Такие осторожные, мягкие, заботливые…