Когда она ушла, я нахально отпраздновала это событие, повалявшись в траве, но потом разозлилась и замкнулась. Все всегда крутилось вокруг нее, а я хотела, чтобы вокруг меня. Я же ребенок! Я должна быть в центре внимания.

Но когда она ушла, а папа остался, я по-прежнему не могла раскрепоститься. Воспоминания о матери будто цепями сковывали меня. Тогда я и поняла, что любовь хрупка и небезусловна. Никто не учил меня другой любви, но именно ее я всегда искала. Мне хотелось кого-то любить, хотелось, чтобы и меня любили в ответ. Не за хорошее поведение, не за внешность, не за то, что от меня можно получить, а меня настоящую – девочку в машине, девочку без матери, девочку, которая заботится об отце, когда он неспособен сам о себе позаботиться.

* * *

– Привет, пап! Папа! Ты дома?

Я толкнула дверь. Каждую пятницу я приезжала из Сиэтла на выходные. Привозила пиццу «пеперони», упаковку из шести бутылок пива и какой-нибудь мутный фантастический фильм. Открывая сетчатую дверь, у которой до сих пор был оторван левый нижний угол, я снова становилась восьмилетней, десятилетней, а потом двенадцатилетней. Подростковый возраст запомнился кипением гормонов и разочарованиями, и мне не терпелось вырваться из этой бурой коробки в большой мир, который я никогда не видела.

– Это ты, солнышко?

– Нет, это другая твоя дочь.

Он появился из глубины дома в отглаженной рубашке и брюках. Он приоделся ради меня, и от этого у меня сжалось сердце.

– Что, уже пятница?

– Ага, можешь себе представить?

Я знала, что он жил ради пятниц. Планировал свою неделю в ожидании встречи и нанял живущую по соседству миссис Флетчер, чтобы прибиралась у него, стирая следы холостяцкой жизни. Я видела бутылки в мусорном баке и грибок по краю раковины в ванной, который миссис Флетчер не сумела полностью отскрести. Она была неравнодушна к моему отцу и делала ему приличную скидку, каждую неделю отдраивала весь дом всего за тридцать долларов, но отец был слишком безучастен, чтобы это заметить. Он думал, что это обычная цена.

Мы ели пиццу и пили пиво перед телевизором. Мы редко говорили о чем-нибудь, кроме того, как я учусь, с кем подружилась, не познакомилась ли с мальчиком и чем хочу заняться в жизни. Собственная жизнь отцу была неинтересна, и когда я задавала вопросы о его работе и личных делах, он всегда отвечал примерно одинаково.

Я училась на отделении бизнеса и менеджмента и с нетерпением ждала, когда начну зарабатывать достаточно, чтобы хватало нам обоим. Вечные неудачи, уступки, разочарования детства вселяли в меня такую решимость, которой не научат в колледже.

Покончив с пиццей, я оторвала этикетку от своей бутылки пива.

– Так вот, вчера мне приснился сон.

– Да? – Он разделался с очередной бутылкой пива, присоединил ее к стеклянной коллекции у своих ног и рыгнул. – Прошу прощения. О чем?

– Об Элейн.

Он повернулся ко мне на диване, взгляд был слегка расфокусирован. Отец взял пульт и нажал на паузу.

– И о чем именно?

– Сон был странный. Она спала. Я гладила ее по волосам и укутывала одеялом, как будто это я ее мать. Она была молодой, как когда ушла, и я чувствовала себя… Даже не знаю… Очень спокойной. По-матерински. Словно исцелилась.

Отец сжал пальцы на пульте. Как только я произнесла эти слова, то сразу поняла, что не стоило. Недели две он будет снова и снова мысленно возвращаться к этому сну, отчасти завидуя тому, что он приснился именно мне, но гадая, не значит ли это, что Элейн умерла.

– Она когда-нибудь тебе снится?

Он помедлил с ответом.

– Нет.

Я знала, что он наверняка хочет увидеть ее во сне. Он спит почти по двенадцать часов в сутки в надежде увидеть свою любимую.

– Да, мне тоже. Это было удивительно. Вот я и подумала, что стоит тебе рассказать.

Мне хотелось добавить что-то еще. Рассказать ему, что во сне я наблюдала за ней спящей много часов, и изгиб ее тела и едва заметные движения глаз рассказывали собственную историю. Я просто смотрела на нее и гадала, делала ли так ее мать? А она? Когда-нибудь она смотрела на меня вот так? В какой момент я начала действовать ей на нервы, как несносный щенок, так что она не выдержала и сбежала?

– Хочешь досмотреть фильм?

Отец кивнул, но больше фильм нас не увлекал. В моей голове бродила одна мысль, которую я никогда не могла ни высказать вслух, ни подавить, даже в колледже: почему она не осталась ради меня?

после

– Добрый вечер, мэм. Простите за беспокойство, это ваш дом?

– Нет, сэр. Это дом моего бывшего жениха. Что-то не так?

Полицейский потоптался с ноги на ногу и вытянул веснушчатую шею, заглядывая в гостиную.

– Вы одна, мэм?

– Да, одна.

Мой голос дрогнул, и я изо всех сил постаралась успокоиться.

Он выпрямился и засунул большие пальцы за ремень.

– В общем, нам поступило два звонка относительно пропавшего ребенка. Один – из местного гастронома, а второй от мужчины, который называет себя хозяином этого дома. Он заявил, что здесь живет женщина с маленькой девочкой.

Он все-таки это сделал. Вот скотина! Он позвонил.

Еще даже двух суток не прошло, а он позвонил.

– Что-что? Вы серьезно? Пропавший ребенок? – Я вспомнила все навыки актерской игры, приобретенные в школьном драмкружке, и расхохоталась. – Боже, ну и козел!

– Простите, мэм?

Я уперла руки в бока.

– Все это – огромное недоразумение. Раньше мы владели домиком вместе. Мы с бывшим. Я постоянно сюда приезжала. И ключи до сих пор у меня. Видите? – Я схватила с кухонного стола связку ключей и помахала ими перед его носом. Потом бросила обратно на стол и изобразила обиженную гримасу. – Мне нужно было побыть одной. Я знала, что его здесь не будет, вот и приехала. Но он вдруг заявился. С другой девушкой. – Я закатила глаза. – Естественно, я была в бешенстве. Он обозвал меня истеричкой и велел убираться отсюда. Что я как раз и собиралась сделать. Потом мы успокоились и поговорили. Она рассказал про исчезнувшую девочку, потому что я работаю с детьми. Можете себе представить, с чем мне приходится сталкиваться. Но потом тут же снова велел мне убираться, а не то я пожалею. Почему пожалею, он не уточнил, но теперь-то я поняла. – Я постучала ногой по ковру и скрестила руки на груди. – Поверить не могу, что он выдумал такую нелепость, чтобы выгнать меня отсюда. Так нагло соврать! Наверное, он был в отчаянии.

Я слишком много болтала, но не могла остановиться.

– Не возражаете, если я тут осмотрюсь?

– Конечно. – Я распахнула дверь, и петли возмущенно скрипнули.

– Я уже буквально садилась в машину.