мертвого и били. Два дня у ратуши лежало [тело]. Сын его в печке у одной вдовы затаился и ночью удрал из города. На третий день его тело было принесено в костел св. Войцеха и на четвертый приятелям был возвращен, которые похоронили его в Ксенже.

На другойг од позваны были советники краковские к королю в сочельник трех королей, которые просили в том же году, дабы были судимы законом немецким майдебургским перед войтом, согласно их грамотам. Король с советами своими сказал им, что и покойник Тенчинский тоже ссылался с вами на этот закон, и не хотели вы его судить, а без закона убили его позорно. Там приговорены были на смерть четыре человека из совета, то есть Конрад Ланга, Станислав Ламиттер[226], Ярослав Шарлей, Мартин Белз, и из простонародья Ян Тезнар[227], Ян Вольфрам[228], меховщик, Яна Маляж, Яна Шерланг[229], слесарь и цехмастер ратушный, а Платнер удрал. На замок в башню посажены были, которую называли Тенчинской башней, и, на шестой день приняв господние святости, на замке, под этой же башней, пятнадцатого дня января казнены были шесть человек [332v], а троих из оставшихся взял на Рабштын Ян Рабштынский, то есть: Яна Тезнара, Яна Вольфрама, Мартина Белзу, которых держали под стражей долго, пока двоих не выпустили, а третий умер. Еще сенат краковский шесть тысяч злотых заплатил Яну, каштеляну краковскому, брату, и Яну, сыну убитого Андрея Тенчинского.

В это же время король Фридланд, замок и городок, взял у крестоносцев на восьмой день осады. Прийдя с войском под Хойницы, пятнадцать дней в миле от города напрасно лежал, и часть войска с шестьюстами татарами литовскими, которых господа литовские прислали, Эрика, штетинского[230] князя, земля которого к крестоносцам принадлежала, разорили и унизили. Когда уже с пленом и с добычей выходили, ударили немцы на них с больой силой. Их поляки и Литва с разгромом победили и с больой славой пленных к королю привели. В это же время, когда король под Хойницами лежал, пришла грустная весть о смерти матери королевы Софии[231], которая, когда Ягеллу была в брак обещана, сорок одингод имела; девушка прекрасной была думами [333], набожная, но гневливая. Погребена была в костеле св. Станислава, в замке краковском, в часовне св. Троицы. Ее сама построила и великим изобилием сокровищ и восемь миссионеров предоставила. Была внучка Витолта от сестры, дочерью Андрея Ивановича, до этого издавна от князей киевских идущего, в то время князя друцкого (не, гольшанского, как летописец бредит). Из этого тоже дома этот святой и славный гетман Константин, князь Острожский и Заславский, из киевских и друцких, собственной генеалогией идет.

Затем король Казимир в Глоговс господами коронными отправился, где к нему на милю Ежи, король чешский, из Глогова выехал с вроцлавским и оломунским епископами и с четырьмя князьями шленскими и быстро с коней слезли и поприветствовали. Был на замок глоговский отведен, и король чешский Иржи в ратуше городской встал. Там же девять дней потом между собой переговаривали и перемирие с обеих сторон, вплоть до смерти не нарушенное, подтвердили. [333v]

О поражении войска крестоносцев от поляков и татар литовских под Нишавой и Пуцком

Король, из Глогова в Польшу великую приехав,

И три недели в Познани на съезде пожив,

В Иновроцлав двинулся, там своих

Дворян на крестоносцев поднял к оружию

В кульменскую их волость послал, дабы зерно портили

Почти в жатву и немцам око за око отдали

Послал тоже и литовских при них король татар

Что поразоряли все волости и Цецеры дары

Ехал же в Торунь король, и оттуда королева

С литовскими татарами послал на Нишаву,

Где ее часто навещал, и Сумберг с крестоносцами

Помыслял, как бы наших привести мог на свои крючки.

Отправил в лодках множество немцев под Нишаву,

Вислой ночью, имея переправы готовые

Зажгли предместье; потревожились наши

Так как королева лежала в Нишаве в то время. [334]

С литовскими татарами [наши] из города выскочили

И немцев оные войска сразу же побили

Татары их с Литвой с крючков прошивали

Поляки же вручную, других сеча, покладывали.

Другие по берегам Вислы к лодкам рассыпаются

И наши, их сеча, отовсюду давят.

Все лодки взяли и множество их убили

Только их шестеро в двух лодках с этой битвы уплыли.

Тогда же под Вармией, когда прусский мастер лежал

Петр Дунин с солдатами спасать своих бежал.

Мастер, об этом слыша, сразу же удрал, оставив лагеря,

И наши великую добычу взяли с его возов.

Еще Дунин в старградские и лембурские волости

Вторгся, разоряя и паля во внезапной быстроте.

Бытовские, пуцкие также пограбил земли,

Аж до моря унижая крестоносские границы.

Видя это, крестоносцы, что в тесные места наши

Вошли между озерами, морем, рекой, лесами

Решили там их в тех теснинах удивить

И легко поляков побить, посечь и подавить. [334v]

Еще их гетманы, Фрыч Равнецкий с немцами

И Каспер Ноствичс чехами, из Рейха иностранцами,

Готовились вооруженно с другими крестоносцами

И на разоряющих поляков прямо двигались.

Засели все дороги, леса зарубили.

И так наши, как в клетке, ограждены были.

Король, желая спасаться со двором своим, Гурского

Послал, при нем татары княжества литовского

И немцы напротив них через Вислу встали,

Дабы на спасение своим не переправились

Но Гурский на другом месте сразу же переправился

И татар литовских на чело выставил

Немцы же вокруг все зарубили леса

Дабы себе спасение не могли дать наши.

Гурский хотел к Дунину, Дунин к Гурскому,

Но трудно из-за войска было немецкого.

Так что Дунин видя, что иначе не избежать

Только мужественно встретиться, либо славно лежать

Помыслил к своим дорогу отворить, железом

И начал рыцарство свое строить сразу же.

Прося, командуя, дабы об этом помнили

Что за родные земли встречаться должны были, [335]

За славу и за свободу, и за [z]дровье милое

Потому, дабы показал каждый мужественную силу

Дабы не боялись немецкого множества;

Немцы тоже чинили по врожденной смелости.

Присягнули,