меня идёшь.

Голова так и хотела оторваться от приборов, но нельзя. Такое ощущение, что адреналин бил сейчас через край даже на земле. Сквозь маску ощущался этот «запах», который ни с чем и никогда не перепутать.

Чувство было такое, что пальцы ног сворачивались в трубочку. Все мышцы напряжены, спина мокрая и комбинезон прилип вместе с футболкой к спине.

— Ближний, скорость, высота! — кричит в эфир руководитель зоны посадки.

От напряжения мышц рук, ног и живота, захотелось приостановить снижение. Мысль проскочила, что лучше сдаться, но нет. Сяду!

Появилось чувство, что стал невесомым, будто сам начинаешь «лететь». В наушниках прозвучал писклявый звук момента пролёта над приводом, а Валера продолжал молчать.

— Влево не уходи, — услышал я его в эфире. — На оборотах! Выравнивай.

— 118й, полосу видишь⁈ — вклинивается в эфир Бажанян, которому сейчас не место в моих мыслях.

Высота 70, 60, 50…

— Не вижу, — ответил я, отрываясь от приборов.

— Он прошёл торец! — громко говорит Валера.

Значит, полоса подо мной, но, ни огней, ни осевой линии не видно. Снижаюсь, обороты на малый газ.

Вот они! Слева и справа мелькают ореолы боковых огней.

— Вижу, — еле-еле выдавливаю из себя и убираю обороты.

Держу посадочное положение и вот оно, касание полосы основными колёсами. Опустил нос и выпустил парашют. Скорость начала падать. Проскочил две рулёжки и практически остановился перед крайней. Теперь точно сел!

В эфире продолжают запрашивать меня, а я уже не имею сил, чтобы ответить. Точнее, голос мой пропал. Попытался что-то сказать, но сейчас я как рыба. Только шевелю губами, жадно глотаю воздух и смотрю по сторонам.

Условия не просто сложные. Нецензурной лексикой здесь не опишешь. Ощущение такое, что видимость на полосе не лучше двухста метров, а то и меньше.

— 118й, ответь Янтарю! — уже кричит мне руководитель полётами.

— На… связи, — едва ли не шёпотом ответил я, освобождая полосу и сбросив парашют на повороте в рулёжку.

— Нормально сел? Полосу освободил? Самолёт целый? — это уже спрашивал Бажанян.

Какие-то вопросы у командира странные. Нет бы подбодрить или похвалить.

— Без замечаний.

— После выключения сразу в класс, — резко сказал он.

— Понял. Группе руководства и 117му большое спасибо за управление, — выдохнул я, медленно прорулив мимо стоянки транспортных самолётов, которые остались тут из-за плохой погоды.

— Это всего лишь наша работа, — спокойно сказал руководитель полётами.

— Молодец. У самолёта встречу, — сказал мне Валера.

Меня продолжало трусить и после выключения двигателей. Фонарь кабины открыл не сразу, а вылезти мне помог Дубок.

— Сергеич, накинь одеяло, — сказал мне мой техник, протягивая стандартный армейский «плед» синего цвета с тремя чёрными полосками.

— Если честно, выпить бы сейчас, — ответил я, трясущимися руками накидывая на себя одеяло.

Даже в кожаной куртке было некомфортно. Видимо, напряжение было слишком сильным, что теперь меня зазнобило.

— Давай спиртику налью, — сказал Елисеевич и пошёл к своему огромному ящику с запасным имуществом.

— Не, не! Воды дай, — сказал я, замахав руками.

— Сергеич, ты чего? Ты как воробышек на морозе сейчас. Давай пять капель и успокоишься, — продолжал настаивать Дубок.

— Неа. Пить вредно, Елисеевич. Давай воды, а то пересохло в горле.

— Как знаешь. Эх, и чего тебя туда послали! Руки бы оторвал тому, кто такие решения принимает, — сказал Дубок, протянул мне крышку от клетчатого термоса и налил туда чаю. — Это лучше будет.

— Спасибо, — ответил я, но вкус у чая оказался до боли знакомым, хоть и сладкий.

Легендарный репейник или верблюжья колючка! Не убился на посадке, так обосрусь до смерти от этого отвара!

— Елисеевич, ты специально мне колючку налил?

— Она полезная. Есть ещё спирт и самогон. Выбирай, — улыбнулся он.

— У тебя прям одни лечебные отвары в наличии, — сказал я и повернулся на звук приближающегося УАЗика.

Из «таблетки», остановившейся рядом с самолётом выскочил Валера в кожаной куртке, фуражке и с большой радиостанцией на спине. Её антена была сломана посередине, а гарнитура болталась у него на шее, словно стетоскоп у доктора.

— Поздравляю, Серый! Можешь себе записать посадку в минимуме, — весело сказал он и крепко обнял меня.

— Аккуратнее, а то колючку разольём, — ответил я. — Спасибо, дружище! Как ты на ближнем приводе оказался?

— РП отправил, как это и положено по документам. Бажанян с Буяновым мяли свои грудные мышцы. Ждали чего-то.

Похоже, моя мысль про боязнь командиров взять на себя ответственность была верной.

Войдя в класс постановки задач в штабе, я был встречен очень тепло своими братьями по крылу.

— Товарищи офицеры! — картинно подал команду рыжий комэска штурмовиков Арсений Павлович, и все подскочили со своих мест.

На лицах всех собравшихся были радостные улыбки. Кто-то даже поаплодировал.

Причём это не выглядело, как попытка надо мной посмеяться. Это некое проявление уважения к человеку, который смог преодолеть страх и выйти победителем со сложнейшей ситуации. Пускай и не без помощи своих коллег.

— Да ладно вам, товарищ подполковник, — сказал я, пожав протянутую мне руку.

— Как это ладно⁈ В такую нелётную погоду сел. Это заслуживает уважения, — ответил он, похлопав меня по плечу.

— Просто повезло, — сказал я. — Плюс Валера и группа руководства отлично сработала, всем спасибо!

— В такие моменты понимаешь, что не только лётчики служат в авиации, верно? — сказал Арсений Павлович и я, молча, кивнул.

После такой тёплой встречи и недолгого рассказа о своих ощущениях в класс вошли Бажанян и Буянов.

— Садитесь, — сказал Араратович, когда все встали, приветствовав его. — Где Родин? — спросил он.

— Здесь, товарищ подполковник, — произнёс я, встав со своего места.

Так и быть, готов принять поздравления и сказать несколько слов о той помощи, которую мне оказали все службы. Бажанян медленно подошёл ко мне и поднял руку, чтобы протянуть мне её для рукопожатия. Мне несложно, и я сделал подобный жест навстречу ему.

— Понятно. Посадил самолёт — молодец, — сказал Араратович, указав на меня своим длинным пальцем, и отвернулся в сторону. — Сегодня был тот самый случай, когда риск не был оправдан.

Чего он такое говорит?

— Не хочешь спросить почему? — поинтересовался Бажанян.

В мою сторону повернулся Буянов, осмотревший меня снизу вверх. Что-то два этих дяди мне последнее время не нравятся.

— Почему, товарищ подполковник? — спросил я.

— Зачем было сажать самолёт в такую погоду, если есть порядок действий в подобных случаях. Выход в безопасную зону и катапультирование. Всё! Что вы там устроили, товарищ старший лейтенант? — чуть повысил голос Бажанян.

Ну, не хочет хвалить — не надо. Зачем всем показывать себя Крутым Уокером из одноимённого сериала в будущем?

— Товарищ подполковник, я готов с вами обсудить этот случай, если здесь будут присутствовать РП и руководитель зоны посадки. Они осуществляли управление воздушным движением…

— Почему ты не дождался принятия решения командованием? Тут, конечно, и руководитель полётами вклинился