Я сделал шаг назад — каменное крошево посыпалось под ногой, меня загнали на самый край. Брошенный вниз взгляд говорил только о рыщущем левиафане — его могучая туша змеистыми движениями окружала сваю туловом. Не поняв, куда я делся, он водил ноздрями, надеясь учуять мой запах, и не мог. Мысль, скользнувшая в голову, была до безобразия сумасшедшей. Кто там говорил, что отчаянные времена требуют отчаянных мер? Мне срочно надо сказать ему, что он чертовски прав!

Дьяволица расхохоталась, когда я поднял камень с земли. Ей хватило бы всего пары движений, чтобы настигнуть меня, схватить за глотку, свернуть шею, но она позволила себе момент сладкого триумфа. Что может быть лучше последнего отчаяния своей жертвы? Когда она сопротивлялась до последней капли крови, но вынуждена сдаться и попросту стать добычей. Она плавала в восторге, который испытывает охотник, перед тем как дернет спусковой крюк. Я сделал шаг назад, задев груду камней — кирпичи гремя и шебурша по стенам, заспешили вниз.

Дьяволица вздрогнула, когда осознала мой план. С каждым мгновением все больше и больше принимая облик мрачного жнеца, она ринулась ко мне. Ей не хватило буквально мгновения — вынырнувший на мой зов левиафан обиженно зарычал, поднимая столпы дыма. Лава с его тела дождем брызнула на нас, но я не шелохнулся. ЛжеБиска попятилась, закрываясь руками, нелепо и смешно прячась за тонкую рукоять косы. Полные ярости глаза огненного змея уставились на меня, из ноздрей вырывался пар, спеша обжечь мне ноги.

Я швырнул камень в его мерзкую морду из последних сил надеясь шлепнуть хотя бы по носу. Как там в том анекдоте было? Иногда получается лучше, чем задумывалось? Булыжник снарядом ровно лег прямо в глаз чудовища, заставив того замотать мордой. Я нырнул в сторону, покатился кубарем вниз по обломкам, лишь краем глаза видя, как, разинув пасть, левиафан исторг из себя струю огня — крик дьяволицы знаменовал мою победу.

Я выдохнул, чувствуя, что это не последнее сражение на сегодня, в котором мне придется побывать. Надо только вспомнить, что там осталось в запасе у жнеца? Автомобильная погоня? Битва с Никсой? Золотистый лев?

Хватило бы у меня только сил…

Ад лопнул, словно мыльный пузырь. Исчез прямо на глазах, а я ощутил себя в театре, где столь же резво, за ширмой, актеры успевают сменить декорации. Меня выплюнуло прямо у мрачного сердца, будто предлагая сделать еще одну попытку. Силуэт жнеца был в десятке метров — былая спешка сменилась неторопливостью. Убивать того, кто едва стоит и держится за руку? У кого не хватает сил даже на то, чтобы защититься?

Он смотрел на меня уничижающее, раскачиваясь в парящих, плавных движениях. Не раскрывая рта, он вопрошал: это все, что у тебя есть, Рысев? Все, чем ты можешь меня удивить? Вся твоя воля к жизни? Как же ты жалок, ничтожен и беспомощен.

Я ухмыльнулся ему, кивнул, дал отмашку здоровой рукой.

— Да, поганец, давай. Оскорбляй, говори прочую ерунду. Ты загнал меня в угол. И все же я не ползаю перед тобой на коленях, прося пощады. Честно говоря, хочу только одного: чтобы твоя вонючая, дряхлая задница подлетела поближе, дабы я мог хотя бы на прощание плюнуть в твою костлявую рожу!

Последнее, по мнению воплощения погибели, было лишним. Вмиг оно оказалось прямо передо мной, склонив мерзкую морду: ему хотелось моего ужаса, страха, лютой паники — всего того, что я испытывал перед ним каждое мгновение.

Я плюнул, как и обещал. Слюна комком плюхнулась, медленно стекая по костяной маске. Отклонившись назад, дивясь моей жуткой наглости, он подался назад, вскинул косу, перехватывая ее поудобней для следующего удара. В обрывках света сверкнуло острое, способное располовинить волос лезвие. Я стоял с широко раскрытыми глазами, словно желая показать, что даже сейчас эта тварь не заставит меня зажмуриться и зарыдать от безысходности.

Коса торцом врезалась в землю под моими ногами. Хрустнул пол, пошел трещинами. А я понял, что смерти было мало того, что она уже выжала из меня. Словно в адской карусели, она требовала все больше и больше развлечений — так ведь приятно, когда жук с оторванными лапками копошится, пытается спастись и бьется, бьется, бьется из последних сил…

Дождь был противным. Крупными каплями он колотил по шее, плечам и затылку. Ручьи воды стекали за шиворот, проникая под одежду, в уши врезался грохот стали. Я вдохнул и тотчас же готов был схватиться за живот. Внутри нещадно кололо, резало при каждом движении. Пульсировала потоками брызжущая наружу кровь, я отчаянно пытался закрыть ее ладонью.

Словно великан, надо мной стоял он. Глаза пылали красным, в руках он стискивал стальной прут шпаги, молча приставив его к самому моему горлу.

Убийца, с которым я расправился в нашу самую первую встречу. Мне захотелось ему улыбнуться — мерси, сука, боку или как там говорят? В третий раз встречаемся, и всякий раз его рожа отвратней, чем в предыдущий. А в четвертый раз что будет? Рогатая свиная голова? Ну и мерзкая же, нищая фантазия у моей смерти — на ее месте я бы сумел выдумать что-нибудь получше.

Где-то поблизости бился Ибрагим. Старик был отчаян и зол, но вдруг поскользнулся в самый неудачный момент, налетев всей тушей на подставленный под нее клинок. Захрипел, задергал конечностями, как пронзенная насквозь муха, выронил свой любимый кортик. Стекленеющий взгляд умирающих глаз был обращен ко мне, а его убийцы, обтерев шпаги об одежку старого солдата, спешили ко мне.

Мироздание смотрело на меня с небес полуприкрытым глазом луны. Горела карета, крутилось по инерции не сошедшее с оси колесо. Скрипела, хлопая на ветру, открытая дверь экипажа, раскачивались из угла в угол взбудораженные клети светильников.

Все было не так, я прекрасно помнил. Не так, но да ладно.

Смерть стояла надо мной в очередной раз: я знал, почему она решила покончить со мной здесь. Будто хотела сказать, что здесь все началось, здесь же все и закончится. Единая в трех лицах, она наступала, растягивая кончину до бесконечности.

Мерзавец скорчил рожу, будто вместо меня собирался изгваздать свою драгоценную шпагу в вязкой куче дерьма. Я искал свое оружие, пытаясь нащупать его рукой, пока не понял, что никто и не собирался даровать мне подобной милости. Воплощению смерти надоело, что я всякий раз, то опираясь на удачу, то заскакивая верхом на хитрость уходил из его костлявых лап. Нет уж, теперь — никуда…

Я подтянул ногу, ударил паршивцу в колено: шпага, готовая пригвоздить меня, вонзилась лишь в камень. Разбойник осыпал меня грязной руганью, я же боролся с самим собой. Тело взрывалось огнем при каждом резком движении, теряя силы, которые я вкладывал в каждый удар. Вторым ударом выбил у него почву из-под ног, заставил повалиться на себя, вцепился зубами в так кстати оказавшееся рядом ухо. Выпустив клинок, мерзавец заверещал — кажется, его и в третий раз ждала не менее унизительная кончина, чем в предыдущие.

Его дружки были тут как тут, спеша на помощь павшему товарищу. Я скинул его тушу с себя, перекатился, схватился за шпагу — ну теперь-то я хоть вооружен. Одна из рук все еще слабо реагировала на команды, не желая принимать участия в сражении. Как будто смерть решила оставить мне все те повреждения, что уже были, и добавить к тем, что были получены мной в те времена. Хорошенькая перспектива, ничего не скажешь.