Сжимая пальцы, с искаженным, как от плача, лицом, Звенила кидалась то в одну сторону, то в другую, тормошила Озвеня и отроков. Не меньше самих Ольховиков она хотела все кончить поскорее; даже будь Баян ее родным сыном, она не могла бы более страстно желать наконец найти его и уйти отсюда! Вернуться домой, к Держимиру, возле которого ей только и было хорошо.

– У них есть девка, которая знает! – зажатым голосом, с трудом подавляя судороги в горле, закричала Звенила. – Она не здесь! Пойдем! Она рыжая, ее легко найти! Она водилась с ним! Она знает! Знает!

– Где? – Озвень повернулся к ней.

Как птица по вихрю, Звенила кинулась на двор, воевода с двумя отроками затопал следом. Остальные тем временем переворачивали огнище: обшаривали каждую избу, светили факелами в подполье, поднимались на повалуши, сдергивали детей с полатей и шарили там. Ни один хлев, ни один погреб не остался закрытым. Повсюду скрипели двери, стучали крышки лазов.

Звенила влетела в избу Добрени, и ей сразу бросилось в глаза перекошенное лицо одного из отроков: правой ладонью он зажимал запястье левой, и меж пальцами его обильно капала кровь.

– Морок дери! – неразборчиво бранился он. – Лешачиха!

– Где твоя девка? – гаркнул Озвень.

Быстрым взглядом обшарив избу, полную пламенных отблесков и перепуганных лиц, Звенила мигом нашла Смеяну. Ее руки были завернуты назад, она вжалась спиной в угол, чуть наклонясь вперед, словно готовясь броситься. Лицо девушки было искажено звериной злобой, глаза горели желтым огнем, зубы блестели в хищном оскале. Двое отроков пятились от нее с ошарашенными лицами. Она напоминала разъяренную, загнанную в угол рысь, готовую биться когтями и зубами.

– Вон она! – Звенила указала на Смеяну и сама сильно вздрогнула.

Острый ужас пронзил ее при взгляде на лицо девушки. Звенила страшно боялась леса и оборотней, а от рыжей волнами исходило ощущение звериной силы.

– Э, э! – Один из отроков предостерегающе замахал рукой. – Берегись! Она кусается!

– Сильна девка! – охнул другой и оглянулся на товарища, сжимавшего окровавленную руку.

Озвень шагнул было к Смеяне, но желтый огонь ее глаз оттолкнул его назад. Остановившись в двух шагах перед ней, Озвень гневно пыхтел, злясь на нее и на себя, но не решаясь подойти ближе.

– Где он? – грозно спросил он у Смеяны. – Ты, девка, давай говори!

– Тебе кого? – яростно дыша, выкрикнула Смеяна. – Лешего? Морока? У лебеди твоей лупоглазой спроси!

Звенила ахнула, сжала руки от бессильной ненависти.

– Холоп ваш где? Дрёмич, черный, смуглый такой? Вы его Грачом кликали! – почти спокойно разъяснил ей один из отроков. Его звали Дозором, и это был один из самых надежных людей из всей дружины «леших». – Ты, девица, не кусайся, а добром скажи, куда вы его запрятали, мы и уйдем себе. И никого не тронем, пусть Обета слышит!

– Грача вам? А вы-то кто такие?

– Мы-то – мы князя Держимира люди, – так же спокойно ответил Дозор. Это не составляло тайны, потому что в Славене живут не дураки, и князь Велемог, узнай он о ночном нападении на Ольховиков, первым делом подумает на Держимира дрёмического. – Ведь холоп ваш – нашего князя брат. Князь его ищет. Отдайте нам его. Если он цел – мы вас и наградим, что вы его уберегли, Велемогу не выдали.

– А если он у вас не цел… – грозно начал Озвень, но Дозор досадливо махнул на него рукой, пока все не испортил.

А Смеяна вдруг фыркнула, тряхнула разлохмаченными косами и засмеялась. Родичи, отроки, даже чародейка смотрели на нее с изумлением, а она все смеялась, мотая головой. Плечи ее дернулись, взметнулись свободные руки. Кто-то из отроков досадливо охнул: плохо завязал. А завяжешь тут хорошо, если она кусается злее собаки!

– Нету у нас его! – сквозь смех выговорила Смеяна.

– И где он, ты не знаешь? – злобно спросила Звенила.

– Отчего же? – Уняв смех, Смеяна задорно вскинула голову. – Знаю! И вам расскажу! Ушел он! Я его отпустила! – с ликующим торжеством воскликнула она. – Сегодня четвертая ночь, как он за Истир ушел! Он уже дома, в Прямичеве, пока вы тут добрых людей пугаете!

– Она не могла его отпустить! – почти взвизгнула Звенила. – На нем был науз!

– На нем нет науза! Вот он!

Смеяна выхватила из-под изголовья на лавке берестяной ремешок с узелками и потрясла им в воздухе перед лицом Озвеня.

– Вот он, науз! Я сняла его! И он ушел!

Прямичевцы молча смотрели на нее, не зная, верить или нет. Сначала они испугались Смеяны, а теперь в ее лице вместо злобы была такая чистая радость, что они не знали, что о ней подумать.

– Да как же ты, девушка, могла науз снять? Или ты чародейка? – с ласковым недоверием, словно ребенка, спросил Дозор, нетерпеливо постукивая о деревянный пол концом меча.

Хуже нет, чем иметь дело с блаженными, и даже его самообладания едва хватало.

– Как – это мое дело! – так же ласково ответила ему Смеяна. – А у него шрам вот здесь, на боку. – Она нарисовала рукой на своей рубахе, и все прямичевцы как один зачарованно следили за ней. – Он говорил, что отметину ему оставил Прочен глиногорский. А Прочена он звал упырем пустоглазым. И отпустила я его, потому что брату без него плохо. Вот так вот! Домой ступайте – он вас там ждет!

Отроки и даже Озвень молчали. Глядя на ремешок науза в руке Смеяны, даже Озвень против воли верил ей. А родичи застыли, от изумления забыв даже причитать.

– Она правду говорит, – спокойно сказал Дозор. – Она его отпустила. Четвертая ночь, говоришь?

Смеяна кивнула.

– Ну смотрите! – бормотал Озвень. – Ну если неправда… Я же вернусь – я вас всех в порошок сотру, избы в пепел, в угли… Всех до одного…

– Пойдем отсюда, воевода! – Дозор тронул Озвеня за плечо. – Нет его тут, и нам делать тут нечего.

Первым выйдя из избы, Дозор проревел оленем. Отроки выходили изо всех изб, светили факелами, искали взглядами знакомую высокую фигуру Баяна рядом с Дозором и Озвенем.

– Уходим! – коротко бросил Дозор.

Через несколько мгновений на огнище не осталось никого чужого. В ночной темноте растворились неприметные фигуры «леших», птичьим крылом мелькнула в воротах и исчезла белая рубаха чародейки. Может, и правда все это был страшный сон?

Но ревела в хлеву потревоженная скотина, бились к стойлах кони, плакали дети и причитали женщины, не зная, что сотворили с огнищем ночные гости. Работая руками, зубами и ножом, Смеяна быстро освобождала родичей от веревок. Одни принимались развязывать других, иные бежали к скотине. Огнище снова осветилось лучинами и факелами, женщины унимали детей, парни успокаивали скотину, старухи и старики собирали разбросанное добро, закрывали погреба. Над крышами и двором