– Я вам не верю, – покачал головой Дональд. – Зачем кому-то делать такое?

– Не будь наивным, сынок. – Турман нахмурился. – Для некоторых эта жизнь не значит ничего. Поставь кнопку перед десятью миллиардами человек. Кнопку, которая убьет всех нас, до единого, как только будет нажата. И к ней сразу потянутся тысячи рук. Десятки тысяч. Она будет нажата, это лишь вопрос времени. И такая кнопка существовала.

– Нет. – Дональд вспомнил первый разговор с сенатором, когда он сам только что стал конгрессменом, впервые победив на выборах. У него возникло ощущение, что он и сейчас, как в тот раз, услышал смесь лжи и правды, в которой одно прикрывает другое. – Вы никогда меня не убедите. Вам придется или накачать меня своим препаратом, или убить. Но убедить меня вы не сможете никогда.

Турман кивнул, словно соглашаясь:

– Препаратом тебя накачивать бесполезно. Я прочитал отчет по поводу тебя еще в твою первую смену. Есть небольшой процент людей, на которых препарат почти не действует. И мы охотно узнали бы почему.

Дональд смог лишь рассмеяться. Он прислонился к стене за нижней койкой и укрылся в тени под верхней.

– Быть может, я увидел слишком много, чтобы забыть.

– Нет, я так не думаю. – Турман наклонил голову, чтобы видеть его глаза. Дональд глотнул воды, взяв стакан обеими руками. – Чем больше ты видишь, тем сильнее психологическая травма и тем лучше работает препарат. За исключением некоторых людей. Поэтому мы и взяли у тебя пробу.

Дональд посмотрел на свою руку. Пятнышко крови, оставшееся после иглы, прикрывал квадратик марли. Он почувствовал, как внутри его накапливается едкая смесь беспомощности и страха.

– Так вы меня разбудили, чтобы взять пробу?

– Не совсем. – Турман помедлил, прежде чем продолжить. – Твоя сопротивляемость препарату для меня любопытна, но тебя разбудили, потому что я попросил тебя разбудить. Мы теряем укрытия…

– А я думал, что таков план. Терять укрытия. Полагал, что как раз этого вы и хотите.

Он вспомнил, как вычеркивал Двенадцатое укрытие красным маркером. Вычеркивал потерянные жизни. Такое было предусмотрено. Укрытия служили расходным материалом. Так ему говорили.

Турман покачал головой:

– Проблема не в том, что мы теряем укрытия, а в том, что мы не знаем почему. Нам необходимо понимать причины, чтобы это остановить. А здесь есть кое-кто, считающий, что… что ты, возможно, наткнулся на ответ. У нас есть для тебя несколько вопросов, а потом мы сможем уложить тебя обратно.

Обратно. Значит, он не пробудет здесь долго. Его разбудили только для того, чтобы взять образец крови и заглянуть ему в мозги, а потом снова усыпить. Дональд потер руки, худые и иссохшие. Он умирал в той капсуле. Только медленнее, чем ему хотелось бы.

– Нам нужно знать, что́ ты помнишь о том отчете, – поведал Турман.

– Я его уже просмотрел, – отрезал Дональд.

Он не хотел читать отчет снова. Закрыв глаза, он увидел бы отчаявшихся людей, вырывающихся из укрытия на пыльную землю. Людей, которым он приказал умереть.

– У нас есть и другие препараты, которые могут облегчить…

– Нет. Больше никаких препаратов. – Дональд скрестил запястья и резко махнул руками в стороны. – Послушайте, нет у меня никакой сопротивляемости к вашим препаратам. – Это была правда. Он устал лгать. – И нет здесь никакой тайны. Я всего-навсего перестал глотать таблетки.

Признавшись, он испытал облегчение. Да и что они могут с ним сделать? Снова уложить спать? Пока Турман переваривал его признание, Дональд снова глотнул воды.

– Я прятал таблетки за щекой, а потом выплевывал. Все очень просто. Наверное, все, кто помнил, поступали так же. Как Хэл, или Карлтон, или как так его на самом деле звали.

Турман ответил ему невозмутимым взглядом. Постукивая отчетом по ладони, он вроде как размышлял над его словами.

– А мы знали, что ты перестал принимать таблетки, – сказал он наконец. – И знали когда.

Дональд пожал плечами:

– Значит, тайна раскрыта.

Он допил воду и поставил на поднос пустой стакан.

– Препараты, к которым ты оказался невосприимчив, находились не в таблетках, Донни. И люди переставали их принимать, потому что начинали вспоминать, а не наоборот.

Дональд уставился на Турмана, не веря собственным ушам.

– Когда ты перестал их принимать, твоя моча изменила цвет. А на деснах у тебя появились язвы в тех местах, где ты их прятал. Такие признаки мы и отслеживаем.

– Что?

– В таблетках нет никакого препарата, Донни.

– Я вам не верю.

– Препарат принимают все. Некоторые к нему невосприимчивы. Но ты не должен был оказаться в их числе.

– Чушь. Я все помню. От таблеток я становился сонливым. А как только перестал их глотать, мне стало лучше.

Турман склонил голову набок:

– Ты перестал их принимать, потому что… не скажу, что тебе стало лучше. А потому, что у тебя стал просачиваться страх. Донни, препарат находится в воде.

Он показал на пустой стакан. Дональд уставился на поднос со стаканом, и его немедленно замутило.

– Не волнуйся. Мы во всем разберемся.

– А я не хочу вам помогать. Не хочу говорить об этом отчете. И не хочу встречаться с тем, с кем вы собрались меня свести.

Он хотел увидеть Элен. Ему была нужна только его жена.

– Если ты нам не поможешь, то могут умереть еще тысячи людей. Возможно, ты наткнулся на что-то в своем отчете, хотя я в такое и не верю.

Дональд взглянул на дверь ванной комнаты. Может, запереться там и вызвать рвоту, избавиться от воды и съеденного? Может, Турман ему лжет? А может, говорит правду? Если лжет, то вода – просто вода. Если не лжет, то у него есть какая-то невосприимчивость.

– Я едва помню, что вообще писал тот отчет, – признался он.

И кому бы захотеть увидеться с ним? Наверное, другому врачу. Или руководителю укрытия. Или тому, кто руководит этой сменой.

Он потер виски, ощущая, как между ними копится тяжесть. Наверное, будет проще согласиться на то, о чем его просят, а потом вернуться в капсулу, к своим снам. Иногда ему снилась Элен. Только так он мог побыть с ней.

– Ладно, – согласился он. – Пойду. Но все равно не понимаю, что такое особенное я могу знать.

Дональд потер на руке место укола. Оно чесалось. Сильно, как синяк.

Турман кивнул:

– Пожалуй, я с тобой соглашусь. Но она так не считает.

– Она? – Дональд замер, отыскивая взглядом глаза Турмана и гадая, не ослышался ли он. – Какая еще «она»?

Турман нахмурился:

– Та, что заставила меня разбудить тебя. Отдохни пока. Я отведу тебя к ней утром.