Вежливость удерживает меня от возражений, но это единственный раз, когда его речи кажутся мне ученой психологической бессмыслицей.

Не считая этого ляпа, Саймон производит впечатление человека более уравновешенного, чем я, и определенно более адекватного, чем большинство актеров, с которыми я работаю в «Кельтскихтиграх». Похоже, что сейчас мы ладим гораздо лучше, чем в студенческие годы.

Опять наступает приятное молчание.

— Теперь моя очередь спрашивать тебя, Эмилия, — говорит он. — У тебя все в порядке?

— Конечно.

— У тебя сейчас есть кто-нибудь?

Обычно на такой прямой вопрос я немедленно отвечаю беззастенчивой ложью типа: «Я только что рассталась кое с кем и хочу временно побыть одна» или, цитируя Рэйчел, «Люди не понимают, как прекрасно жить одной. Мне принадлежит все мое время», но с Саймоном почему-то я не могу заставить себя произнести эту вопиющую ложь.

Он был честен со мной; меньшее, что я могу сделать, — это быть честной с ним.

— Нет, я свободна, — просто отвечаю я.

— Почему ты не замужем? По-моему, ясно, почему я не женат, хотя в пятой палате есть несколько приятных дам с маниакально-депрессивным психозом, но там, на свободе, некоторые парни ничего не пожалели бы за такую жену.

— Позволь заметить, это вовсе не от недостатка старания с моей стороны. Но на этом этапе даже моя мама уже не спрашивает, почему у меня никого нет. Теперь она говорит так: «Не огорчайся, Эмилия. Погляди на Кондолизу Райс. Это прекрасный пример того, как преуспевает свободная и независимая женщина». Она даже послала мне статью о заморозке яйцеклеток. Я не думаю, что они с папой хотели для меня именно этого; их единственная надежда на внучат теперь глубоко заморожена.

Он опять смеется:

— О боже, ты даже не представляешь, как приятно беседовать с человеком, который не разговаривает с тобой особым отработанным тоном. Может…

— Что может?

— Может, ты не побоишься как-нибудь встретиться со мной и чего-нибудь выпить? Когда я вернусь домой…

Я ласково гляжу на него. Нет, я совсем не боюсь встретиться с ним снова. Он очень переменился с тех пор; теперь он совсем другой человек.

— Я бы не отказалась. Спасибо.

— Прекрасно. У меня в квартире стоит замечательный языческий алтарь, освященный человеческими жертвоприношениями, он тебе понравится. Мы могли бы смотреть видео, пить кровь из черепов… ага, купилась! Ты слишком доверчива.

Теперь я смеюсь вместе с ним:

— Обманщик! Я на минуту подумала, что ты опять собираешься перекладывать мои платья…

— Я же сказал тебе: дни, когда я контролировал женщин, давно прошли.

Опять приятное молчание.

И очень здорово, что он не теряется в этой ситуации.

И в конце концов, думаю я, чего здесь стесняться? У него было нервное расстройство, и он отправился сюда поправлять здоровье.

Я все-таки не могу удержаться от улыбки. Только бы дождаться следующего занятия у Иры Вандергельдер. Я посетила психиатрическую клинику, чтобы навестить бывшего бойфренда, и кончилось все тем, что меня приглашают на свидание. Что это, как не развитие моей матрицы?

Вдруг из-за угла появляется врач в белом халате, хлопающем на ветру, и присаживается к нам.

— Здравствуйте, доктор Симпсон, как дела? — говорит Саймон, представляя меня. — Это моя бывшая подруга, которая… хм-м, меня не бросила.

Я улыбаюсь и пожимаю доктору руку. Доктору Симпсону на вид лет пятьдесят пять, это седой мужчина с землистым цветом лица, с дружелюбным, добрым взглядом — словно подобранный по кастингу тип доброго пожилого доктора.

— Да, Саймон, — говорит он, — я слышал, что у тебя посетитель. Поэтому я здесь.

Затем, поворачиваясь ко мне, он говорит:

— Прекрасно, что вы пришли. Я не люблю вмешиваться, но позволите ли вы переговорить с вами несколько минут наедине?

Я немного удивлена, и Саймон выглядит… в общем, расстроенным, но остается ждать меня на скамье, а доктор Симпсон уводит меня по тропинке к ухоженным клумбам, подальше за пределы слышимости.

— Пожалуйста, не считайте меня грубым, Эмилия, — говорит он, — но скажите, по какой именно причине вы пришли сюда?

Ох, мама дорогая. Если я скажу ему правду, боюсь, он запрет меня в женской палате и выбросит ключи. Я что-то лепечу, выдумывая удобоваримую ложь, но доктор Симпсон прерывает меня:

— Я не хочу, чтобы вы поняли мой вопрос неправильно, просто Саймон сейчас на решающей стадии лечения. Для него было бы прекрасно завести друга, который бы приходил к нему на свидания, поэтому я должен знать, планируете ли вы посещать его регулярно.

— Ну… я полагаю…

— Позвольте мне объяснить. Саймон сейчас находится там, где нуждается в постоянных и регулярных моделях внешних стимулов.

— Извините, что вы сказали?

— Я имею в виду, что если вы планируете сделать ваши визиты к нему постоянными, то мы должны отвести для вас определенное место в еженедельном распорядке. Таким образом он будет знать, что вы придете, будет ждать вас и в то же время будет убеждаться, что есть люди, которые не бросают его. С точки зрения Саймона, худшее, что вы можете сделать, — это посетить его пару раз, уйти и не вернуться. Бросить его — значит затормозить его выздоровление на месяцы. Конечно, никто не принуждает вас к регулярным визитам, если вы не вернетесь после сегодняшнего, — это абсолютно нормально. Понимаете ли, я забочусь о своем пациенте и его благополучии. Поэтому я присматриваю за ним.

Я на мгновение задумываюсь.

Саймон так сильно изменился… Мне действительно было приятно встретиться с ним снова. Конечно, я желаю ему добра. И меня порадовало, что он пригласил меня на свидание. И если так важно посещать его регулярно каждую неделю, для меня это несложно.

Это меньшее, что я могу сделать, правда?

— Я была бы рада прийти сюда еще раз, доктор, — говорю я. — Я уверена, что смогу выделить время в своем расписании по вашему совету. В течение недели удобнее всего во время ленча, но я могу приходить и по выходным, если это лучше для Саймона.

— Отлично, — говорит он, глядя на меня с выражением, которое я не могу описать иначе, как восхищение. — Это чудесные новости. Теперь я оставляю вас с Саймоном, но прошу вас зайти в мой кабинет перед уходом. Я должен выписать вам постоянный пропуск.

— Конечно, — соглашаюсь я, и мы медленно возвращаемся к скамье, на которой сидит Саймон и курит.

Я жму руку доктору Симпсону и опять сажусь на скамью.

— Приятно было с вами встретиться, — говорит он.

— И с вами.

— Мой кабинет на втором этаже, просто спросите в приемной, и они вам объяснят, — говорит он, уходя обратно в клинику.