Толстяк меня не видел. Плечи его дрожали. Он плакал? Я постучала в окно. И Толстяк – мой Толстяк – подпрыгнул от страха.

– Прости меня, – проговорила я через стекло.

Он плакал. Что-то острое и твердое сжалось внутри меня, когда парень рывком распахнул дверь.

– Ты адски меня напугала! – заорал он. – Знаешь, как легко упасть и повредить лодыжку, когда идешь, не зная дороги? Или провалиться под лед на реке? Слышала, что такое переохлаждение?

Я потянулась и обняла его за плечи.

– Я… я хочу сказать… – начал Толстяк. Я чувствовала, как его ладони на моей спине сгребают куртку в кулаки, пытаясь меня удержать. – Я уже не тот, что прежде. Не тот, и знаю это. И мне не нравится ни то, кем я стал, ни то, что мне пришлось для этого сделать. И я не хочу снова тебя потерять. Не делай этого! Не исчезай! Если злишься на меня, стукни или я не знаю… только не думай, что мне не хочется, чтобы мы остались вместе. Я всегда хотел остаться с тобой!

Я крепче обняла Толстяка, прижавшись лицом к его плечу.

– Ты тоже другая, – проговорил он. – Теперь все другое. Я просто хочу, чтобы все снова стало как тогда, когда мы путешествовали в том дурацком минивэне… Господи, скажи хоть что-нибудь.

– Не называй Черную Бетти дурацкой, – пробурчала я.

Не знаю, засмеялся ли он или снова заплакал, только его тело содрогнулось.

– Я по нему скучаю, – признался Толстяк. – Очень по нему скучаю… знаю, что это глупо. Я просто… я просто боюсь.

– Он не умер, – оборвала я. – Нет. Не мог.

Толстяк медленно отстранился от меня, снимая очки, чтобы провести ладонью по глазам.

– Я не об этом. Я боюсь, что он скажет, когда узнает об… этом. – Его руки снова упали на руль. – Обо всем.

– Возможно, он отпустит в твой адрес какую-нибудь глупую шутку, – предположила я, – и даст тебе еще какое-нибудь глупое прозвище.

– Нет, – возразил Толстяк, и его лицо мучительно исказилось, – он узнает…

Парень отвернулся. И я замерла от ужаса, описать который было невозможно.

– Я рассказал тебе о бумагах, которые нужно заполнить, чтобы зарегистрироваться в качестве агента-ищейки, – пробормотал он, – но… это еще не все.

– Не все? – эхом повторила я.

С несчастным видом Толстяк кивнул.

– Чтобы зарекомендовать себя, нужно привести ребенка. Иного способа попасть в этот список нет. Систему не обмануть. Поверь мне. Я пытался.

Не знаю даже, сколько прошло времени, пока я старалась переварить то, что он сказал. С каждой секундой лицо Толстяка становилось прозрачнее, и на нем проявлялись все его тайные мысли и страхи.

– Кого? – наконец спросила я.

– Нашел какого-то Зеленого в Нью-Йорке, – Толстяк с трудом сглотнул. – Он был… Он прожил дикарем несколько лет. По нему было видно. Испуганный, понимаешь? Голодный. Практически изможденный. Я обнаружил его только потому, что он пытался сломать автомат прямо на улице, у торгового центра. Посреди дня. За ним наблюдала целая толпа, но никто не подходил.

– И что случилось?

– Он… Он даже особо не сопротивлялся, – хрипло произнес Толстяк. – Просто посмотрел на меня, и я понял, что пацан сдался. Знаешь, в тот момент я подумал, что в лагере у него хотя бы будет еда. Кровать. Он был всего лишь Зеленым. И если он не станет высовываться, к нему будут относиться нормально.

– Тебе пришлось. – Что еще я могла сказать? – Это был единственный способ.

– И это я должен объяснить Ли? «Прости, дружище, но твоя жизнь была важнее его?» Он не поймет. – Толстяк откашлялся. – Беда в том, что я был готов и на худшее. Я могу пойти на все, чтобы найти вас, ребята. Это меня пугает. Такое ощущение, что, если меня кто-нибудь не остановит, сам я не смогу.

Я хорошо знала это чувство – словно падаешь в темную яму, понятия не имея, где у нее дно, да есть ли оно вообще.

– Это неважно, – заверила я его. – В конце концов, это не будет важно. Когда мы найдем Лиама и добудем флешку, ты уж поверь, я сровняю с землей все лагеря до одного.

Толстяк выглядел таким неуверенным, что это разбивало мне сердце.

– Я должна это сделать. Ты останешься со мной? – прошептала я.

Прошла одна долгая секунда, и Толстяк наконец кивнул:

– Хорошо. – Он снова откашлялся, пытаясь вернуться к привычному грубоватому тону. – Где остальные?

– Ждут нас.

– Тогда двинули? – спросил он. – Попробую спрятать машину.

Я в замешательстве уставилась на него. Потом поняла. «Он признал твое лидерство».

– Ага, – сказала я. – Думаю, надо попробовать пробраться в город пешком.

Толстяк снова кивнул, и все. Мы проехали чуть дальше по шоссе, пока не нашли небольшую подъездную дорогу. Как следует замаскировав внедорожник ветками и листьями, мы отправились в лес.

– Давненько я этого не делал, – хмыкнул Толстяк, перехватывая пакет, в который мы положили еду и одну из двадцати пяти миллионов аптечек первой помощи – парень настоял, чтобы мы ее взяли. Он улыбнулся, почти незаметно, но все же.

– Хотела бы я сказать то же самое, – пробормотала я, хватаясь за его плечо, чтобы не потерять равновесие, когда пришлось перешагнуть через поваленное дерево.

– Где, говоришь, они нас ждут?

Я даже не поняла, что мы вышли на ту же самую полянку, пока не увидела путаницу следов, оставшихся на грязи и опавших листьях. А они сдержали слово. Сбежали – догоняй их теперь. Я повернулась к Толстяку, чтобы рассказать ему о нашем уговоре, но парень, нахмурившись, тоже глядел на снег.

Следы на полянке оставили не только мы трое. Я взглянула на них, представляя Джуда, который, как всегда, вышагивал туда-сюда, и нетерпеливо кружащую по поляне Вайду. Но следов было слишком много.

Тогда-то я и поняла, что произошло. Спиральный виток шагов, оставленный Вайдой, которая пыталась сражаться, заканчивался на вытоптанном клочке земли, где она упала. Чуть поодаль на земле валялись сломанные ветки – я двинулась дальше по тропе, пока не наткнулась на яркие брызги крови на заплатке подтаявшего снега.

Нет. Ветер низко угрожающе зарычал в моих ушах. Никуда они не уходили.

Их забрали.

Мне и в голову не приходило, что Толстяк не сможет выдержать взятый мною темп. Похитители оставили четкую тропинку следов на грязи и на островках слежавшегося снега. Глубоко вдыхая сухой воздух, я старалась не обращать внимания на иней, сыпавшийся на меня с нижних веток деревьев и кустов, через которые я пробиралась. Когда я, наконец, остановилась, штаны и куртка промокли насквозь. Дорожка отпечатков, до этого такая широкая и четкая, оборвалась у кромки замерзшей реки.