силы. Сначала я и вовсе не знал, кто я такой и чего хочу. Потом было некогда. Потом… — Я кинул взор на Витьку, живого и невредимого. — Короче, были проблемы.

— Не знал, кто ты такой? — Рина наклонила голову набок.

— Долго рассказывать.

— Мы и не торопимся никуда.

— Как-нибудь расскажу, — пообещал я с улыбкой.

Она кивнула.

— Хорошо. Я подожду. Я научилась ждать… А когда решишь все свои проблемы, что тогда?

— В смысле, что тогда? — терпеливо уточнил я.

Она вдруг перестала меня раздражать. Я вроде бы приспособился к ее манере разговаривать — угловатой, резкой, прямолинейной, как бы “наезжающей”. Но на самом деле она не наезжала, лишь хотела разобраться и делала это максимально прямо, без экивоков.

— В смысле, как будешь жить со своей силой? На отшибе в лесу, как сейчас, с мальчиком и самыми близкими? Или попытаешься сделать что-то большое и важное?

— Например? — заинтересовался я.

Рина вздохнула, заправила выбившуюся прядь с проседью под косынку кислотного цвета.

— Да что угодно. Мир завоюешь. Или Вечную Сиберию освободишь, станешь ее справедливым правителем.

Я не удержался от нервного смешка.

— Мир завоевать? А нафига мне такой геморрой? Вечной Сиберией править? А смысл? Освободить людей невозможно. Освободить их могут только они сами — хотя я и в этом сильно сомневаюсь. Что ты предлагаешь: зачаровать всех жителей и внушить, что они свободные и гордые? Это будет еще одно рабство. — Я кивнул в сторону машины, где лежала тетя. — Вечная Сиберия ни за что, ни про что засадила тетю Веру на каторгу, а тетя по-прежнему восхваляет ее… Как таких перевоспитать?

— Рабство — это когда собака кидается и грызет палку, а не человека, который этой палкой ее лупит, — вставил пять копеек Витька. Он поспешно добавил: — Это такая метафора. Я не сравниваю тетю Веру с собакой.

— Спасибо, — сказал я ему насмешливо. И снова обратился к Рине: — Править и наставлять на путь истинный — это не мое.

— А что твое?

Я пожал плечами.

— Время покажет.

— Между прочим, идея интересная, — сказал Витька, глядя на Рину сверкающими глазами. — Этот мир разобщен. Вот его основная беда. Сами люди не освободятся, тут я с Олесем категорически не согласен. Если, скажем, завалить Председателя и весь Детинец заодно, народ тут же нового Председателя найдет. Потому что своими мозгами жить не умеет. Ждать, пока само собой все образуется — глупо. Сидеть сложа руки, когда есть возможность что-то сделать в масштабах целого мира — еще глупее.

— Не понял? — возмутился я на Витьку. — Это что за гнусные намеки? Я, по-твоему, должен все бросить и бежать свергать Детинец, перевоспитывать сиберийцев?

— Мы уже пытались взорвать квест-башню, но нас тупо надули, — ухмыльнулся тот. — Взорвать башню изначально было идиотской идеей. Это все равно что грызть палку, которой тебя лупят.

— Предлагаешь все-таки оторвать Председателю голову?

— А почему нет?

— Это аморально и небинарно.

— А закрывать глаза на страдания тысяч людей не аморально? Не все родились твоими тетями.

— Ну хорошо, — сказал я не без раздражения. — Допустим. Оторву я Председателю его тыкву. И всем его прихвостням заодно. Дальше что? Сиберийцы найдут нового Председателя, не успею я отойти от окровавленного тела на полшага. Ты сам это только что обозначил. Свято место пусто не бывает!

— Поэтому нельзя ограничиваться переворотом и отрыванием тыкв, — сказал Витька. — Надо возглавить весь этот шалман и повести его к светлому будущему.

Я хрюкнул, затем расхохотался, но прикрыл ладонью рот, чтобы не разбудить тетю. Схватил сточенный ножик, прихваченный из каторги, кинул Витьке:

— Вот тебе нож, режь сразу! Я, конечно, не совсем старый и совсем не мудрый, но до такого маразма не докачусь! К светлому будущему народ вести, придумал тоже! За всю историю кто только не желал вести за собой народ, и что получилось? Это все равно, что кошек пасти! Народ — это такая неблагодарная свинья, что и описать невозможно! Бессмысленно его куда-то вести!

— Почему?

— Рассуди сам. Зачарую я весь народ, чтобы меня слушался. И кем я после этого стану? Вторым председателем?

— Постепенно дашь им свободу…

— Отлично, дам. А они скажут: не хотим тебя больше, царе, уходи, будем нового господина выбирать.

— Ну и пусть выбирают.

— И выберут они себе жадного до власти мудака, который станет третьим председателем.

— Почему сразу жадного до власти?

— Потому что во власть идут только те, что ее жаждет. Простая психология.

— Может попасться достойный, — заспорил Витька. — Всякое бывает. И если попадется козел, можно будет сделать перевыборы.

— Скажи мне, Витька, где ты видел жадного до власти мудака, который добровольно отдал бы власть? Он подделает результаты выборов и, если надо, завалит других кандидатов, или запугает их, или подкупит — и останется у власти до конца своих дней!

— Такой свободы народу давать нельзя… — задумчиво проговорила Рина. — Ты должен будешь удерживать власть.

— Тогда о какой свободе речь? — сразу отреагировал я. — И кто даст гарантии, что власть меня не испортит, и я сам не стану тем самым козлом? Кто меня остановит-то?

Повисло молчание. Тихо шелестел ручей, сквозь кроны просачивались зеленые лучи.

Я подумал, что моим собеседникам нечего возразить, но Витька спокойно и уверенно произнес:

— Вот поэтому я разумный монархист.

— Хочешь царя-батюшку? — съехидничал я.

— Или царицу-матушку, без разницы, — не стушевался Витька. — Монарха. Человека благородного, ответственного, живущего ради одной идеи — процветания своей державы.

— Во-первых, где такого найти? Власть — это поганый фильтр, который отсеивает все чистое и благородное…

— Не преувеличивай, — перебил Витька.

— …во-вторых, каждый понимает процветание державы по-своему. Кто-то думает, что страна не будет процветать, если не станет захватывать соседей, оплачивать дорогие проекты ради понтов и так далее…

— Терминологию можно прописать в специальном документе…

— …а потом переписать его так, как надо монарху! Или подтереться.

— И что ты предлагаешь?

— Я? Ничего. Потому-то и не лезу ни в Председатели, ни в монархи. Знаю только, что власть должна быть конкурентной и сменяемой. Причем сильно конкурентной и часто сменяемой. Видишь — в этом ручье вода течет, оттого и чистая. Когда застаивается, образуется болото.

— Это и первоклассник знает, — отмахнулся Витька. — Я про воду. Пусть премьер-министры меняются и борются в конкурентной борьбе, а монарх — это ведь не просто вечный на престоле сиделец, а знамя… символ… знак.

— Знак? — задумчиво повторил я, подумав совсем о других Знаках.

— Твердыня и опора народа. Они особенно нужны, когда никакой опоры и твердыни нет и в помине. Когда люди не знают, ради чего жить. Поэтому выдумывают разный бред — вроде величия Вечной Сиберии. А россы — ты