Кое-кто из тех, кто составлял ближайшее окружение императора, рассказывали нам впоследствии, что тогда их величества пережили дни ужасных страданий. Оставалась лишь очень слабая надежда, и император с императрицей готовились к худшему. Императора часто можно было видеть в слезах, против его воли они капали, а его подпись на государственных документах иногда выходила размазанной, и бумага по этой же причине бывала влажной – ибо его величество исполнял свои обязанности несмотря ни на что. Наконец, в Киев пришла добрая весть, и тогда в знак благодарности был проведен благодарственный молебен в честь исцеления нежно любимого наследника. Мы послали императору телеграмму с выражением нашей глубокой преданности, и в полученном сердечном ответе просматривалась между строк его безмерная радость.

Мой муж был очень занят при штабе генерала Иванова, который был командиром исключительных способностей, а войска под его началом отличались идеальной дисциплиной. У него был простой характер, яркий интеллект и самое невероятное добродушие. И его просто обожали в Киеве, где называли Дедушкой. Обладая худощавой фигурой, лицом русского крестьянина и длинной белой бородой, он всегда говорил о себе: «Я – русский крестьянин». Но он был и воином великой доблести, преданным императору и своей стране. Ныне он уже ушел от нас, но я всегда буду хранить в памяти нежные и благодарные воспоминания о нем.

Моему мужу приходилось каждый месяц уезжать из Киева в Царское Село с докладом императору, иногда я сопровождала его, чтобы повидать в Санкт-Петербурге его родителей. Этим докладам придавалось большое значение, и, хотя меня не посвящали в вопросы политики, я часто слышала разговоры о явной враждебности со стороны Австрии, с которой мы граничили в Галиции, и в это же время о широком народном движении, возглавляемом неким профессором Грушевским, который вел в Малороссии активную пропаганду.

Эти доклады готовились капитаном штаба генерала Иванова по имени Духонин – исключительно интеллигентным и образованным человеком, отличным воином и потрясающим работником. Он был великим патриотом и пытался спасти положение в России во время революции, когда и встретил свою смерть при весьма мучительных обстоятельствах, о которых я напишу в последующей части. Однажды, читая эти доклады, император сказал моему мужу: «Это ты писал, Толи? Они написаны великолепным слогом, и их очень легко читать». Мой муж ответил, что он на самом деле собирал материал, но сам доклад был написан капитаном Духониным. И император с присущей ему безграничной добротой написал на одном из докладов: «Благодарю капитана Духонина за его великолепную работу» – и подписался. Когда капитан Духонин узнал от моего мужа о своем успехе, он пришел в такой восторг и был так переполнен радостью, что не смог произнести ни слова. На следующую Пасху он получил орден, и это стало первым шагом в его блестящей военной карьере.

Когда мой муж доставил императору доклад в последний раз, он сказал его величеству, как сожалеет, что впредь не будет иметь возможности столь часто его видеть, поскольку его доклады на данный момент прекращаются. Император загадочно ответил: «Напротив, Толи, я буду видеть тебя чаще, чем прежде!»

Спустя несколько недель, 6 мая 1913 года, в день рождения императора, мой муж был назначен флигель-адъютантом его величества во второй раз. Той ночью от моей золовки пришла срочная телеграмма с этой доброй вестью. Она услышала об этом совершенно случайно. Сын старого слуги родителей моего мужа дежурил в Генеральном штабе и только что принесли распечатать императорский указ по случаю его праздника, потому что существовал обычай в день рождения императора производить повышение по службе или присваивать звания. И там он увидел имя моего мужа и тут же поспешил к родителям супруга. Встретившись с моей золовкой, он передал ей эту хорошую новость.

Когда принесли телеграмму, я разбудила Толи. Не открывая ее, я сразу поняла, что связано с загадочными словами императора. Кроме того, на телеграмме стояла пометка «Срочно», то есть доставить во внеурочное время. Несмотря на крайне неудобное время, мы отпраздновали это событие шампанским и были очень счастливы.

На следующий день очень ранним утром мой муж сообщил эту новость по секрету генералу Иванову, и генерал тут же принес ему золотые императорские вензели, так как сам был генерал-адъютантом и, как и мой муж, носил форму сибирских стрелков, так что Толи мог прикрепить их к своим погонам, а также золотые аксельбанты. Но так как к одиннадцати часам официальная телеграмма все еще не пришла, моему мужу пришлось отправиться в собор, где служился торжественный молебен в честь дня рождения императора, без знака отличия флигель-адъютанта.

Мы дожидались до часу дня, и муж стал уже подумывать о том, чтобы идти на обед у генерала Трепова, как кто-то позвонил по телефону и сообщил, что из Санкт-Петербурга пришла служебная телеграмма, в которой говорится, что в честь дня рождения императора митрополит Киевский получил высшую жалуемую награду – орден Святого Андрея и что полковник князь Барятинский произведен во флигель-адъютанты его величества. Только мой муж уехал на торжественный обед, как потоком хлынули телеграммы.

Через несколько дней после этого император поехал в Берлин, чтобы присутствовать на свадьбе единственной дочери германского императора Виктории Луизы и молодого принца Эрнеста Кумберлендского, впоследствии ставшего герцогом Брунсвик. Царь приехал с великолепными подарками для невесты, и в то время превалировало самое лучшее взаимопонимание. Было много веселья, а нашего государя, где бы он ни появился, восторженно приветствовали. Оба императора расстались в самом дружеском настроении. На свадьбе присутствовали и король Англии с королевой.

Когда мой муж сразу же после возвращения императора из Берлина предстал перед его величеством, он спросил, доволен ли император своей поездкой, на что его величество ответил: «Я весьма удовлетворен. Надо признаться, император Вильгельм все организовал самым наилучшим образом». Кто бы мог тогда подумать, что чуть более чем через год разразится самая ужасная в истории война между странами-соседями, чьи монархи были связаны родственными узами, и, самое главное, после такой сердечной семейной встречи? Наш дорогой император, такой великодушный, такой возвышенно щедрый, был далек от какой-либо мысли о том, чтобы воевать, – ведь это он был инициатором первой мирной конференции и основателем Международного суда в Гааге. Его единственной мыслью было процветание России и благополучие его подданных. И нужно винить не его, а тех, кто не понял исключительную душу и благородных стремлений императора и не сумел поддержать его в решении этой тяжелой, более того, требующей сверхчеловеческих сил задачи.

Тогда же, в 1913 году, состоялись празднования по случаю трехсотлетия династии Романовых. Их величества совершили достаточно долгое путешествие по Волге до Костромы, колыбели семьи Романовых. Мой муж присоединился к свите в Москве и лично прислуживал императору в торжественный день трехсотлетней годовщины восхождения на трон первого царя всея Руси Михаила Федоровича Романова. В этот день их величества со всеми детьми прибыли в Москву, чтобы вписать свои имена в Золотую Книгу, которая хранилась в Доме-музее Романовых.