сторонку и усадил на скамью с высокой спинкой. Переносная мебель тоже явно недавно изготовленная – как и стулья, столы и многое другое. Неплохо кто-то развернулся, у себя на Шестерке врач привыкла совсем к другой обстановке.

– О чем вы хотели поговорить?

– Я хотела узнать, зачем вы меня спасли, – не стала ходить кругами Ранкора. – Это ведь вы приволокли медкапсулу из погибшего центра?

– Мы.

– И я слышала, что именно вы отказались оставить меня с остальными, кто умер во время пожара.

– Отказался, да… Я посчитал неправильным вас убивать.

– Подарили шанс, – горько усмехнулась медик, проводя рукой по серебристому пушку на голове. – Вот только нахрена он мне? Вся семья сгинула во время пожара. Как и коллеги, друзья и знакомые… И что мне теперь предлагаете делать?

– Жить, – спокойно ответил Иван, прихлебывая горячий чай из пузатого стакана. – Жить. Работать. Строить новую жизнь. И делать это так, чтобы ваши близкие на небесах за вас порадовались. Что вы не опустили руки и не позволили горю сожрать изнутри.

– Вы верите, что они меня видят? Откуда-то с небес?

– Верю. Иначе вся эта суета не имеет какого-либо смысла.

– Смысл? О каком смысле можно говорить, если десятки тысяч погибли, пытаясь оживить дурацкое железо. Если Шестерка вся, целиком превратилась в огромное кладбище… И вы еще смеете заявлять о смысле жизни?

Помолчав, Иван упрямо насупился и ответил:

– Да, смею. Потому что они пытались. Хотя бы пытались изменить себя и дать будущее детям. Даже такой страшной ценой… И называть их глупцами – это не уважать их всех, молодых и старых. Всех тех, кто погиб в те страшные дни… Я их никого не знал. И вряд ли смогу разделить эту горечь утраты. Но я помню о них. Я постараюсь учесть уроки, который они нам дали. Чтобы жить, чтобы отправить детей к звездам. Чтобы у них получилось шагнуть дальше, чем смогли мы… Я считаю, что так – правильно. Хотя нам и приходится часто платить за мечту. Зачастую платить кровью. Но это – жизнь.

Ткнув худым пальцем в сторону прохода, Ранкора желчно поинтересовалась:

– Так вы их учите? Ваших детей? Разрешая скакать на дурацких дронах над пропастью? Рискуя в любой момент свернуть шею?

– Где свернуть шею? В доках?.. Извините, а вы точно доктор?

– Я профессиональный хирург! – возмутилась гостья. – Занималась неотложной помощью еще до того, как перебралась на Шестерку!

– Тогда почему вы считаете, что мальчишка с прямым подключением к монтажному дрону должен куда-то свалиться? Он пробежит по потолку, ни разу не споткнувшись, вниз головой. Что ему какой-то мостик.

– Подключение? Хотите сказать, вы адаптировали “маму” под управление железом?

– У всех стоят тройники, “стандарт” по малым средствам автоматизации и “классика” по роботехнике. Когда основу добьют, заменим на что-нибудь из выбранного для специализации.

Удивившись, Ранкора переспросила:

– Вы ставите детям профессиональные чипы? Каждый из которых стоит больше годового заработка у взрослого специалиста?

Посмотрев вокруг, Иван пристроил пустую чашку на ближайшую коробку. Так хотя бы ненароком не раздавит. В трудовом запале посуду расплющить – раз плюнуть.

– Да, ставим. У Лиссы “стандарт” уже освоен, теперь три “Ка”-шки. Но она и без баз умудряется дронами помыкать, как домашними питомцами. Мальчишки пока в начале пути. Хотя я очень надеюсь, что через неделю освоятся и помогут с монтажом несущих стальных ферм.

– Но ведь можно дождаться, когда освободятся строители…

– Прошу прощения, доктор, как вас зовут? Забыл представиться.

– Ранкора, ведущий хирург центра пластики и трудовой терапии Шестой станции… Бывший хирург, конечно же.

– Меня зовут Иван… Так вот, о строителях. У нас нет специализированных бригад, только-только сколачиваем. Тутси смогли договориться с господином Вильди, тот поднатаскал на установку персонал, кто теперь работает в Предбаннике. Пока там единственная капсула, через неделю-другую привезем еще три. Ну и по своим связям по чуть-чуть пропускает народ через Чистые сектора, остались знакомые, кто за деньги готов закрыть глаза на небольшое отступление от правил… У нас нет готовых инженеров, профессиональных строителей или еще кого-нибудь с реальным опытом. Мы учимся на ходу, прямо здесь и сейчас. Выкладываем деньги специалистам, кто подгоняет проект под наши нужды, а дальше уже сами. Сначала несущие конструкции, затем настилаем полы, тащим трубы и кабельное. Обшиваем плитами, подрубаем свет. Затем дома, вентиляцию. Через два месяца привезем поселенцев с Семерки, под это зафрахтовали торговца с Единички. Тройка не согласилась договариваться с ежегодным балкером, который встал на днях под погрузку. Крысы бегут с корабля, им не до нас… Одним словом – я верю мальчишкам. Они не упадут, не сорвутся во время стройки, поднаберутся опыта. И будут учить товарищей, кто уже стоит в очереди и для кого зарезервировали чипы. Каждый день, шаг за шагом. Помогая другим строить новую жизнь… Операторы дронов – это ведь только начало. У молодых очень гибкие мозги, я так не могу. Не успеваю. А они запросто еще две-три серьезных профессии подцепят. И рванут, словно ракеты, все выше и выше.

– Почему?..

– Хороший вопрос. Наверное, ответ будет как и раньше. Я не могу убить человека, которому можно помочь. Потому что он – не балласт, не отбросы. Он – человек. Поэтому я привез вас сюда. И поэтому я буду тащить технику, запчасти и договариваться с кем угодно о совместной работе. Ради тех пацанов, кто пока путается в навесном оборудовании для дрона. И кто через месяц будет помогать строить мастерские, собирая за день в одиночку каркас, который бригада взрослых мужиков мурыжит сейчас неделю.

Ранкора разглядывала странного человека и пыталась понять, что он говорит. Получалось пока плохо.

– Вы точно не дружите с головой… На единственной рабочей медкапсуле шить чипы для малолеток, где каждая гелевая матрица стоимостью в тысячи кредитов. Швыряться деньгами ради того, чтобы… Даже слов не подберу.

– Я вам скажу, ради чего. – Иван встал и медленно проговорил, интонируя каждое слово: – Чтобы дети больше не умирали от голода и болезней в Отстойнике. Ни-ког-да… Вы хотите еще о чем-то спросить? А то мне надо возвращаться к работе.

– Нет, я услышала все, что хотела, – женщина поднялась, подтянула проклятые безразмерные штаны и попросила: – Не могли бы ваши ученики проводить меня до лифтов? Я еще не совсем вошла в форму, мне тяжело ходить на такие расстояния.

– Разумеется, – стукнув пальцем по пластиковой полоске на левой руке, Осокин произнес: – Лисса, ты закончила драть обалдуев? Почти? Прервись на секунду. Подбрось нашу гостью к лифтам, она хочет вернуться домой.

В это раз ехали на двух дронах