– Зиц-председатель Фунт, – сказал Салтыков без выражения.

– А, вы тоже смотрели? Ну вот. И одно дело, если никто, кроме Митрофанова, на это место не подходит – тут да, понимаю, плачем, но провожаем его на Голгофу. Но тут же прям целая… свалка шансов кого-то еще подставить, в левого дурачка зайти. Вон их сколько, счастливы будут порадеть и пострадать. И без капризов, как сейчас. Любого бери. Так, может, скажем начальству про альтернативные варианты? Чтобы и волки, и овцы, а?

Тимур, надо отдать ему должное, глаз не отводил. Это и выбешивало, напрочь. Салтыков, чувствуя, что почти не справляется с яростью, спросил:

– Это ты сейчас придумал или давно богато так мыслишь, прям канал «Незыгарь ГУЛАГ»?

Тимур деловито кивнул и отчеканил:

– Понял, заткнулся, работаю.

– Нет, ты не понял. Ты что, впрямь считаешь, что я Митрофанова тупо под срок подвожу? Я с ним пятнадцать лет знаком, мы друзья, понял? По жизни, считай. Семьями. И я, по-твоему, друга под верный срок веду, да? За деньги?

– Георгий Никитич, вы поссориться хотите или подраться? – осведомился Тимур. – Это лишнее. Я все понял, извиняюсь, пойду узнавать и новый план на неделю готовить. Такси пришло, кстати, я там буду.

Он кивнул, обошел Салтыкова и удалился.

А Салтыков вздрогнул, но сказал как мог весело:

– О, Оксана Викторовна, здравствуйте! А я вас и не заметил. Меня ждете?

Парень в спецовке ловко сгрузил с тележки две высоких картонных коробки и спросил:

– Двадцать семь-двенадцать чей заказ?

Оксана подошла и показала ему листок. Парень кивнул, забрал листок и укатил тележку в глубины типографского склада.

Тимофей несколько секунд наблюдал, как Оксана пытается подхватить и поднять сперва обе, потом хотя бы одну коробку, затем растерянно озирается, особо не ожидая помощи со стороны. Зрелище было захватывающим и почти трогательным, но сердце, конечно, заныло не из-за этого. Тимофей стянул респиратор, подошел к Оксане и сказал:

– Привет. Показывай, куда тащить.

Оксана немножко смутилась – это слегка утешало, – но тут же вернулась в стандартный режим «Все правильно»:

– О, привет. Ты очень кстати, спасибо. Вон туда, к машине.

Последив, как Тимофей, примерившись, лихо, по-штангистски и без кряхтения, выжимает коробку от пола на грудь, Оксана, само собой, не удержалась от уточнения:

– А две сразу никак, да? Правильно, зачем надрываться.

В прошлом году Тимофей в ответ на такое швырнул бы коробку наземь и предложил попробовать самой, пару месяцев назад попытался бы выяснить, зачем такое говорить, тем более под руку. Но сейчас он стал умнее – к тому же мог запустить в фантазиях закольцованное пыхтение Оксаны, отклячивающей элегантный зад в попытках оторвать коробку от пола. Тимофей улыбнулся и пошел к машине.

Машина была незнакомой: не красная Škoda, на которой временами перемещалась Оксана, в основном в Сарасовск, но и не Toyota либо «Гранта», какими до сих пор был укомплектован автопарк мэрии. В типографию она приехала на здоровенном Mohave, немолодом, но черном, ухоженном и фаршированном выше базы – задняя дверь, например, открывалась с брелока, так что Тимофею не пришлось топтаться с грузом. Закрывалась дверь тоже с брелока. Mohave медленно приветствовал бредущего туда-сюда Тимофея помаванием черного блестящего надкрылья. Выглядело приветствие мило – как и то, что Оксана, оказывается, теперь выходила на улицу в ярко-желтом респираторе, из той же партии, что и у Тимофея, а также всей команды выживателей.

– Спасибо, Тим, – сказала Оксана, прижав надкрылье в последний раз. – Ты какими судьбами здесь?

– К знакомым заскочил, – честно ответил Тимофей и кивнул на дверь багажника. – Выборы-выборы?

Оксана неопределенно покивала и спросила, разглядывая Тимофея:

– А сам как? Весь в делах, как всегда?

Тимофей кивнул и незаметно оглянулся на дверь склада. Денис обещал напечатать тираж в обед и провести мимо кассы, но категорически потребовал забрать все максимально незаметно. Обед начался пять минут назад, тираж печатался минут пять, нарезка-упаковка – пара минут в штатном режиме, одному Денису работы минут на десять-пятнадцать. Через пять минут надо было подгонять «Газель» к складу и принимать пачки, обеспечивая режим незаметности. Оксана в этот режим не вписывалась, особенно с учетом ее нынешнего статуса.

Оксана озирание, естественно, заметила, но среагировала не так, как раньше («Ну иди, куда нужно, я же не держу»):

– Тимофей, я на самом деле звонить как раз собиралась. Нам помощь нужна по твоей линии.

– Это невовремя на завтрак выходить, когда все остыло, или быстро вещи собирать и сматываться, как только скажут?

– Обиделся все-таки. Ну прости. Ты же знаешь, я дурная, не умею как следует, а по частям рубить – это гораздо хуже.

– Чем не рубить?

Оксана вздохнула и сказала:

– Так, зря я это. Прости, в общем.

– Что за помощь-то? – спросил Тимофей.

Оксана поколебалась, явно исходя из того, что вариант «скорбно развернуться и уехать» эстетически более целен и элегантен, – но прагматик в ней всегда забарывал эстета.

– Сказала же, по твоей линии. Продвижение в сети и контрмероприятия.

– Это в рамках выборов, типа? Оксан, ты знаешь, я мимо политики, все эти фонды, обяз. отч., ЦИК – нафиг. Без меня спецов – как за баней. И продвигать будут, и ботов напустят, и вирал эдс только в путь. Единственно, вопрос в ценнике, но вы же справитесь, да? Жулья полно, конечно, с этим могу консалтить, левый или реальный и так далее.

– Да что нам спецы. Они же стандартные площадки бомбить начнут: телевизор, бесплатные газеты, вконтактик, инстаграм, листовки. Листовки мы и сами умеем, а остальное – смысл? Нам нужно, чтобы местную специфику знали, все эти группы в мессенджерах, вайбер, телеграм, вотсап, снэпчат, – ты чего улыбаешься?

– Я не улыбаюсь, это респиратор ездит. Зачем вам мессенджеры?

– Затем, что там основная жизнь кипит, не в «Одноклассниках» же.

– Ну почему.

– Тимофей, не издевайся, пожалуйста. Мы все открытые соцсети мониторим, везде тишина, а потом – бац, и три тысячи человек консолидированно являются на «Новую жизнь» и пинками мусорки гонят. Потом – бац, и под двести человек в пикетах на дорогах и объездных путях. Дроны летают, гаишники мусорщиков ловят, прокуратура и УВД завалены заявами насчет незаконных свалок, и все от рядовых жителей, и все под копирку, – ну и так далее. Мощнейшее общественное движение, при этом ни «ВКонтакте», ни в фейсбуке ни слова, так, волны по итогам. Про пенсионерские сети я уж не говорю. И даже на change.org за последний месяц – всего одна петиция на пятьсот подписантов, а раньше каждую неделю появлялись, тыщи подписей, бурление и так далее.