— На счет подвигов согласен. Если бы я пил столько же, сколько и вы, то пару зеленых змиев уже было бы на моем счету. В прошлый раз, когда явился призрак печени сэра Гавейна в виде зеленого великана, я как назло был трезв. Зато я не забуду, как сэр Гавейн бежал по залу без штанов, зато в кирасе и орал: «За Камелот!!!». И самое приличное из того, чем размахивал герой, был меч, — ядовито улыбнулся Мордред, глядя на Артура. — Плох тот, кто не смог защитить, находясь рядом.

Король встал, сжал рукоять Эскалибура, а я дрогнула, глядя, как он замахнулся… В тот момент, когда Эскалибур вошел в стол по самую рукоять, я выдохнула.

— Тот из вас, кто вернет мне мою любимую жену леди Гвиневру, получит мою корону после моей смерти! — тяжко выдохнул Артур, обессиленно падая на стул и опуская голову. — Даю слово короля! Эта женщина стоит короны!

В этот момент меня все резко полюбили. Сэра Гавейн и его братья бросились к выходу, Сэр Персифаль и сэр Лоегрин орали слугам седлать их коней, но Ланцелот опередил всех, пытаясь протиснуться к выходу.

— Под каждым кустом смотрите, — послышался ядовитый голос Мордреда, который с улыбкой смотрел на давку в дверях. — Она не могла далеко уйти. Я бы на твоем месте, дорогой папа, поискал бы себе новую жену.

Он скинул ноги, встал, глядя с презрением на Артура. Король сжал кулаки и опустил голову, а грудь его вздрагивала от рыданий. Мерлин был тут как тут со своими добрыми советами. Пока что они сводились к тому, что богиня судьбы бдит, Грааль совсем близко и «как много девушек хороших, у некоторых будешь первым. Но нам досталась с кислой рожей и нежным именем Гвиневра».

— Прошу запомнить тот день, когда у нас Мерлином впервые сошлись мнения. Можете объявлять государственным праздником, — усмехнулся Мордред, выходя из зала.

Я стояла, словно пораженная громом в самое сердце. В вазе лежало два яблока по восстановлению женской чести после демонстрации рыцарского достоинства, я видела, как золотой узор расплывается от внезапно выступивших слез.

— Тише, — шептала я сама себе, зажимая рот рукой, чтобы приглушить рыдания и опускаясь в кресло. — Тише… Не плачь… Яблоко от яблони недалеко падает… Ничего-ничего… Сейчас мы попробуем воспользоваться зеркалом… Мы что-нибудь придумаем…

Я сделала глубокий вдох, чувствуя, что слезы снова наворачиваются на глаза. Моя грудь тихо вздрагивала, а я отгоняла, размахивая здравым смыслом, образы прекрасной партии консерваторов в собственном соку. «Поищи новую жену!» — гудело в голове, а я мысленно выводила объявление: «Потеряли пятнадцать рыцарей и один волшебник. Нашедшему — терпения!».

Я подошла к зеркалу. Если какая-то часть меня спит в замке, а какая-то часть меня находится на Авалоне, то можно попробовать спасти себя саму! Нужна будет лодка, веревка… Сейчас хоть посмотрю, как ситуация со стороны выглядит!

«А что он еще мог сказать?», — прошептал здравый смысл. — «Или броситься, как Ланцелот с криками и мечом?». При мысли об этом я даже хихикнула. «Аааааа! За прекрасную часть прекрасной дамы!», — утрировало воображение. Мозгами я понимаю, что это просто слова, но почему мне так плохо? Я вспомнила наше знакомство, которое выбило меня из душевного равновесия. Лизнул руку! Это как вообще возможно? Если бы не это состояния: «Ты щито творишь?», я бы его уже убила на месте. А он смеялся и издевался. И так каждый раз! Когда мне хочется сказать что-то умное, а я мозгами понимаю, что средневековая женщина и чувство юмора вполне совместимы столько на костре, эта язвительная тварь, исчадье саркастического ада, уже мало того, что озвучил, так еще наслаждается реакцией!

И это почему-то так цепляло. Я ведь могу с точностью представить, как он улыбается, как смеется, закидывая голову и тряхнув черными локонами. Я ненавижу его настолько, что готова целовать бесконечно.

Я сглотнула, чувствуя, как тихо смеюсь сквозь слезы. Так, с этим мы определились! Сердце гулко стучало, а я мысленно нежно прикасалась к его губам, чувствуя его руку на своей талии. Мне кажется, что в этот момент перевернется весь мир…

«А если он тебя не любит?», — прошептал здравый смысл, заставив меня похолодеть.

— Вот на кой ты мне портишь настроение? — возмущенно прошептала я сама себе, глядя в зеркальную гладь.

Стоило мне шагнуть в сторону зеркального туннеля, как меня схватили и оттащили подальше от зеркала.

— Не смей, — послышался голос, а я повернула обиженное на весь мир лицо в сторону черной фигуры, придерживающую меня за талию. — Зеркало. Запрещаю ей выходить куда-либо.

— Да, хозяин! — покорно ответило зеркало, пока я возмущалась и вырывалась. Меня развернули к себе лицом, а я нервно сглотнула, глядя в зияющую черноту капюшона. Мне на щеку легла рука, стирая слезные дорожки.

— Кто это сделал? — холодно спросил голос, вытирая мои слезы. Хороший вопрос! — Еще раз! Кто посмел это сделать?

Я молчала, чувствуя руку на талии, которая сжимает мою одежду.

— В последний раз спрашиваю. Кто у нас такой умный?, — послышался голос, от которого у меня по попе пробежали мурашки с горячим желанием эмигрировать.

— Я сумела запереть Ланцелота у себя в комнате, заманив его обманом, а потом… Потом какой-то странный пузырь, все поплыло, и здравствуй Мерлин сорок лет назад! — ответила я, глядя на свою отметку на чужом плаще. — Он арендовал замок из хрусталя у Вивьен. Так что придется поторопиться. Договора аренды я не видела, но Вивьен уже пытается меня выселить.

— А что от тебя хотел Мерлин? — спросили у меня вкрадчивым голосом, а рука прижала меня к себе, а я чувствовала, как его пальцы жадно впиваются в мою спину.

— Я вот так и не поняла. Он просил что-то дать! — ехидно заметила я. — При условии, что у меня ничего нет!

Как хорошо, что он в том возрасте, когда многофункциональный орган внезапно стал монофункциональным.

— Хрустальный замок, озеро… Что еще? — пытали меня, а я усиленно вспоминала заковыристое название леса.

— Лес… Вот только название не помню. Приятно познакомиться, мой топографический кретинизм! Вы ему уже нравитесь, — созналась я, чувствуя, как меня обняли двумя руками, терзая пальцами и тяжело дыша.— Что-то похожее на «бриллиант».

— Броселианд. Я понял, — услышала я тихий ответ, а меня резко подняли на руки, посадили на стол, прижимая к себе и исступленно гладя. И тут меня взяли за подобородок. — Ты почему плакала? Отвечай. Смотри на меня и отвечай.

Я вздохнула, чувствуя, как меня сжали с такой силой, что даже если бы я захотела вырваться, какая-то моя запчасть по-любому осталась бы на память в сильных заботливых руках.

— Что он сделал? — процедил голос, а мои неспортивные мурашки, которые только-только выдохнули после нервного забега, тут же резво побежали дальше, подгоняемые иступленной, одержимой нежностью. Рядом с этим человеком, мурашки претендовали на мировой рекорд.

— Ничего, — ответила я, опуская глаза. — Явилась Вивьен и сказала, что либо я там сижу до посинения и Мерлина, либо меня освобождает Ланцелот. Вот. Она пустит в замок только его. Вивьен наложила проклятие на меня, что тот, кто мне в Камелот приведет, станет моей судьбой. Собственно, это вся сводка новостей к этому часу.