11 ноября 1919. «Нам червоны не друзи…»

Капитан милиции Григорий Семенов спрыгнул с подножки люка бронепоезда. Прямо перед ним, метрах в двадцати на грунтовой дороге ростовского тракта застыл конный отряд. Красные командиры внимательно смотрели на Григория Семенова. Тут же был и комиссар ВЧК Артузов, сначала он словно не заметил Семенова, но потом внимательно вгляделся в его глаза.

— А, Григорий, ну подходи сюда, что ты как красная девица, с друзьями не здоровкаешься, со вчерашнего дня как не видались, — окликнул оперативника Артузов. — Слава богу победили, хотя еще бы одна такая победа, и мы бы погибли…

— Здравия желаю, товарищ комиссар и товарищи красные командиры, — неловко чувствовал себя Григорий, словно барьер времени разделял теперь его с этими людьми.

— Вовремя ты подоспел, Гриша, спасибо, — поблагодарил его красный командир Семенов. — много людей ты уберег от беды. Брылин рассказывал, как вы отвоевали бронепоезд у белых.

— Молодец, Гриша, послужит еще революции бронепоезд «Грозный», — радостно сообщил ему с лошади военком Звонарев. — Разбили мы основной костяк контрреволюции на Орловщине, теперь можно к мирной жизни переходить.

— Да рано еще, бойцы командиры, есть еще контра недобитая, — продолжал хмуриться чекист Артузов, то и дело поглядывая на Григория. — Тут такое дело, Гриня, все добре у нас вышло, да вот только с севера белые не пошли на город.

— Так что, они всеми силами двинули с юго–востока? — Григорий не мог знать всех событий этой ночи.

— Не так все просто было здесь, Гриша, часть белых разгромила Мценск. Погибли солдаты военного гарнизона, работники милиции, и несколько ответственных работников Совнаркома, — продолжал хмуриться Артузов, не отводя глаз от орловского оперативника. — Особенно постарался там атаман Раковский с несколькими подручными душегубами.

Григорий Семенов выдержал взгляд, но ни чего не ответил. Он лишь опустил голову, ожидая, что скажет дальше чекист. Григорий понимал, что он ни как не смог бы спасти Мценск, однако, его слова о нападении с севера на город не подтвердились. Но невольно он спросил чекиста: — Что атаман Раковский убит?

— Ушла эта контра, белогвардейская гадина… Мы бросили дополнительные силы в Мценск этой ночью, но банда Раковского и он сам успели уйти из города, — сплюнул на землю Артузов и достал из деревянной кобуры маузер, проверяя наличие патронов. — Вот Гриша, держу специально пулю для Раковского.

— Ищи теперь его по лесам, — развел руками военком. — Так он и заграницу может уйти с такими то ценностями.

Григорий взглянул в глаза своему прадеду и командиру конного отряда Семенову и спросил лошадь, что была рядом без седока.

— Отвоевался казак, ничья теперь лошадь, бери, — махнул рукой Семенов, и Григорий легко вскочил в седло, поглаживая разгоряченное животное по холке.

— Есть у меня думка, где Раковского можно поискать, — спокойно сообщил оперативник и проверил два нагана, которым пришлось поработать за последние дни на Орловщине.

— Сколько людей тебе дать, солдат Григорий? — наконец чекист преодолел внутреннюю злобу и недоверие к удачливому солдату Григорию.

— Шел, нашел, потерял! — буркнул оперативник и снова твердо посмотрел на Артузова. — Один справлюсь, пройду там где отряд не пройдет.

— На счастливого и зверь поднимается, — улыбнулся Артузов. — Ладно, меня в городе еще ждут. А ты гляди, Гришка, слови мне атамана, а я тебя в Москву возьму, нам фартовые на Лубянке тоже нужны…

Артузов поднял своего вороного коня на дыбы и прежде чем пустить его галопом, крикнул военкому Звонареву:

— Командиры, что в бою взято, то свято… Раз пошел меж вами разговор — наградить солдата Григория наградой, то не сомневайтесь — свой он, — Артузов сорвал коня вскачь к Орлу.

— Да, какая там награда, — смущенно махнул военком Звонарев и достал из планшетки финский нож в кожаном чехле. — Вот, награждаем тебя, объявляем благодарность, удачи тебе Григорий, будь осторожен с бандитами… Это особого рода контра: жандармы, казаки, егеря. Тяжело тебе будет с ними в лесах тягаться… И вот тебе красноармейский знак–кокарда, прикрепи себе на фуражку.

— Осталось только фуражку отыскать, — улыбнулся капитан милиции, рассматривая фактически для него реликвию начала прошлого века. На пятиконечной красной звезде был изображен накладной плуг и молот. Оперативник с осторожностью взял финский нож, возможно поднятый с поле боя у какого‑либо убитого белогвардейского офицера и рассмотрел блестящее острое лезвие с проточенным желобком. Внешне нож ему напомнил «финку НКВД» 1930–х годов с характерным скосом - «щучкой» к концу лезвия.

— Вот еще документ пропуск возьми. Можешь себя туда вписать, от проверок и дознавателей убережешься.

— Спасибо командиры, за подарок и бумагу, может еще свидимся… А коли что, так я Раковского живого или мертвого сдам в отдел ВЧК города Мценска.

— А сам то потом куда? К Артузову в Москву или к нам подашься? — спросил его красный командир Семенов, и что‑то подумав о своем, снова присмотрелся к явному сходству между ними. — Сам‑то из каких мест, не с Орловской губернии?

— С Москвы, — улыбнулся ему Григорий и хотел, что‑то сказать ему теплое на прощание, но слов не нашлось и молодой капитан милиции, лишь махнул рукой. — Бывайте, удачи вам!

Григорий пустил своего коня вскачь по полю, где еще час назад шел бой. Объезжая воронки от артиллерийских разрывов он старался не смотреть на убитых белогвардейцев и красных бойцов. Лишь один раз он вгляделся в лицо убитого кадета. По геральдике нагрудного знака и погонам, Григорий узнал, что кадет был из Воронежского Великого Князя Михаила Павловича Кадетского Корпуса. На шинели будущего офицера на груди был значок с большой буквой «М» и надписью «Воскресъ изъ пепла».

Молодой оперативник и будущий историк Григорий Семенов лишь вздохнул, в его голове быстро пронеслись страницы истории, из которых следовало, что практически все кадеты и юнкера погибли в дни гражданской войны, сражаясь с большевиками. В отличие офицеров и генералов белого движения, они с первых дней войны были вовлечены в кровопролитные бои в Москве и Петрограде. Но Григорий Семенов скорее относил их не к Белой гвардии, а считал, что они вобрали в себя все лучшее из прошлой геройской истории царской армии, и передали это будущему офицерскому поколению уже Советской России. Они просто выполнили свой долг, без политики и интриганских игр. И если бы общество не столкнулось в гражданской войне, то они бы были офицерами уже реформированной и новой России.

Семенов еще раз взглянул на убитого: на еще молодом, не знающим бритвы лице, застыла улыбка. «Наверное, он перед смертью вспомнил о доме, о своих родных разбросанных судьбою по уголкам России, а возможно уехавшим заграницу, и может статься, вспомнил кадет о своей первой любви. За обшлагом шинели виднелся край платка, который, возможно, ему расшила, та единственная вздыхательница юного возраста, которую он любил, и хранил как память о первом поцелуе…».