Вот это была удача!

Кроме Тита и Авки поехали Томчик Вавага, кучерявый Бастик Каталка и его приятель Кир Очкарик. И, конечно же, Гуська!

Звали и Даньку Белоцвета, но оказалось, что он едет на берег с императорскими барабанщиками. Те будут участвовать в торжественной встрече императора Тыквогонии, президента Никалукии и всяких других правителей с обоих материков — герцогов, губернаторов, вождей и премьеров.

Многие тыквогонцы готовы были не дожидаться официального торжества, а попрыгать в лодки, на плоты или даже оседлать специальные надувные колбасы и поскорее кинуться к дальнему берегу. Знакомится с неизвестным народом! Кое-кто припас уже всякие товары для торговли и обмена. Однако пограничная стража с копьями и тыквами-вонючками плотно оцепила побережье. Всем нетерпеливым говорили одно и то же:

— Нечего соваться вперед императора! Успеете! Сначала его величество обо всем договорится с никалукскими властями, а потом уж будем пускать всех желающих. Только с особой печатью в паспорте.

На чужом континенте, видимо, рассуждали так же: ни одна лодка с той стороны не пристала к здешнему берегу. Если не считать, конечно, катеров и пышных галер со всякими правительственными курьерами — они готовили предстоящую встречу.

У мальчишек никаких паспортов, разумеется, не было. Но Авка и Гуська рассуждали просто: в пограничном оцеплении все равно найдется дырка. Надо только не соваться в самую гущу народа, который будет глазеть на торжества. Надо отойти по берегу подальше, дождаться сумерек, тихонько сесть на плот, и — погребли!

Плот они вдвоем соорудили заранее — из остатков старого забора, которые нашли в зарослях дубняка за деревней. Другим ребятам ничего говорить не стали. Зачем лишние люди, если ты собираешься на свидание!

Гуська опять был в своих необъятных белых штанах — выстиранных и поглаженных ради торжественного случая. Авка сперва тоже хотел надеть парадный костюм, но потом решил:

— Я лучше надену доспехи.

Это ведь здорово, если он предстанет перед Звенкой в костюме юного рыцаря! Уж тогда она обязательно остановит на нем восхищенный взгляд. Если даже… если даже сейчас уже и не помнит о нем…

Гуська, однако, мыслил более здраво:

— А если булькнешься с плота в этом железе? Никакие киты тебя не спасут.

— Не булькнусь! Плот вон какой большущий, не опрокинется! Мы на нем переедем как на корабле!

— Ладно, переедем. А где там искать Звенку? — сказал опять трезвомыслящий Гуська.

Авка и сам думал про это. Сперва казалось: едва они переправятся, и Звенка тут как тут. Но… как она узнает, где именно надо ждать Авку? Да и будет ли ждать? Может, и не думает о нем. А он как ее отыщет среди многотысячной толпы?

А может быть, Звенки и не будет в толпе? Вдруг она скажет: "Больно мне надо толкаться там! Все ноги пообступают…" И останется дома…

А дома — это где? В своей столичной квартире или… Она же любимая дедушкина внучка! А дедушка смотритель маяка! Она часто живет у него. И она знает, что Авке это известно!

Авка попросил у Тита Минутки дядюшкину подзорную трубу. С ней Авка и Гуська опять убежали на берег — в "свои", привычные уже заросли дубняка. Обшарили трубою весь дальний берег. Много интересного было там — и чудные дома с треугольными башнями, и зеркальные купола, и разноцветные паруса у пристаней, и толпы на длинных набережных. Но Авка торопился (Тит дал трубу лишь на полчасика). И мельком глянув на чужую жизнь, Авка стал искать г л а в н о е.

— Не туда смотришь, — сказал догадливый Гуська. — Маяк, он во-он где! На правом мысу. Простым глазом видно.

И Авка увидел маяк. На высоком каменном выступе. Бело-черная круглая башня со стеклянной надстройкой. В трубу все показалось очень близким. Было видно, как полощется выстиранное белье на веревке, протянутой от башни к приземистому домику. На крыльце сидел кудлатый пес. Ходили куры…

А людей не было. И все же Авка всем сердцем ощутил: это т о с а м о е м е с т о!

Так он и сказал Гуське.

Гуська опять остудил его:

— Может, тебе просто кажется.

— Нет! Я чувствую! — И все же Авка засомневался.

Гуська (ох, что бы Авка без него делал?) деловито предложил:

— Давай узнаем точно: Звенкин это маяк или нет?

— Как?!

— Птичка-то у тебя зачем?..

Гуська забрал у Авки желтую искрящуюся ласточку. Выдернул из подола Авкиной рубахи нитку. Обвязал ею скользкую стеклянную птичку.

— На, держи… Да не качай, пусть висит спокойно.

Ласточка повисла на нитке, зажатой в Авкиных пальцах.

— Ну и что? — грустно сказал Авка.

— Подожди… Смотри, куда повернулся клюв!

Стеклянная головка смотрела на дальний маяк.

— Гуська, это, может, случайность…

— Сам ты случайность! — И Гуська крутнул птичку. Она повертелась и опять замерла клювом к маяку.

— Ура… — тихонько выдохнул Авка. И толкнул желтую ласточку сам. И снова она, покачавшись, указала головкой т у д а.

И так было много раз. И Авка радовался все больше, даже приплясывал. И уже не смотрел на Гуську. А тот стоял рядом и держал на ладони зеленого зайчонка. Авка наконец заметил это и почему-то смутился. А Гуська сказал тихонько:

— Он стал очень теплый…

Торжественная встреча назначена была на завтра. На вечер. Чтобы можно было с двух сторон запустить роскошный фейерверк. А сейчас плотники с разных берегов сколачивали посреди пролива две обширные платформы со столбами, перилами и бархатным навесом. Одну — для глав государств, другую для почетных гостей и оркестров. Никалукские мастера все были в желто-черных клетчатых жилетах. В трубу можно было увидеть, как они угощают мешковатых тыквогонских работников чем-то из блестящих бутылок.

Но в конце концов глазеть на пролив и дальний берег надоело. Вся компания побежала за ближний мыс, чтобы искупаться без помех. Потом решили поиграть в галки-обгонялки, трое на трое.

Гуська быстро глянул на Авку и начал расчет:

Удивительное дело, никто не заспорил, что считалка — девчоночья. Авка же понял: Гуська совершил еще одно маленькое колдовство, в дополнение к колдовству с ласточкой.

Вечер пришел светло-синий, с пухлой луной, которая отражалась в спокойном проливе. По всему берегу горели костры. И за проливом по всей береговой кромке тоже мерцала оранжевая россыпь огоньков. И переливались огни города. Доносилась незнакомая музыка. У здешних костров тоже играли на тыквогуслях и крутили мелодии на маленьких переносных тыквофонах.