— Вам тоже нравится наш мир?

— Он интересный, — качает головой Барт. — Но мне больше нравится здесь.

— Считаете, глупая была затея? — виновато вздыхаю я. — Идти в Мёртвый лес?

— Нет. В детстве нам всем она приходила в голову. Но, признаюсь, от вас я такой смелости не ожидал, — улыбается он.

— Хотели сказать: такого безрассудства? Но я согласна. Глупо было с моей стороны забыть заткнуть уши.

— Ничего. Все мы совершали эту ошибку. Я единственный раз побывал в Мёртвом лесу и был в таком ужасе, что до сих пор туда ни ногой.

— Как же Катарине удалось заблудиться? — улыбаюсь я: так смешно он показывает выпученные от страха глаза.

— Наверно, у пятилетних детей нет в памяти груза прошлого. Нет болезненных воспоминаний. Поэтому она и смогла зайти так далеко, — порывшись в кармане, протягивает он мне в окно что-то вроде питательного батончика. — Будете? Вы же совсем ничего не ели с утра.

— Спасибо, Барт, — и не думаю я отказываться. Сдираю промасленную с одной стороны бумагу с воздушного риса, склеенного сахарной патокой. — Как же она вернулась домой?

— Её привела ведьма. Мадам Лемье тогда грозилась спалить к ортовой бабушке весь Мёртвый лес. Но, к счастью, остыла и передумала.

— Подозреваю, характером Катарина пошла в мать. — Хрущу я рисом.

— Очень похоже, что вы им родная, — смеётся он. — Кстати, мы сейчас проедем мимо имения Лемье. Оно на границе с Живым лесом. Хотите заехать?

— О, нет, нет. Встречаться с родственниками Катарины я сегодня уже не способна.

— Тогда домой?

— Домой, Барт. Спасибо, что согласились на это авантюрное мероприятие.

— Можно сказать, что мне это ничего не стоило.

— Кроме того, что Его Величество проведёт вам восковую депиляцию без наркоза?

— Э-э-э… — склоняет он голову непонимающе.

— Выдерет вам все волосы на теле без обезболивания, — улыбаюсь я.

— А-а-а, — понимающе кивает он. — Это мне не привыкать. Удивляюсь, как я до сих пор не лысый, — смеётся он.

— Генерал, не сочтите за наглость, — вытерев губы от налипших крошек, снова высовываюсь я из окна. — Позвольте дать вам один совет.

Барт удивлённо склоняет голову вместо ответа, но, даёт понять, что готов выслушать.

— Поухаживайте за девушкой.

Он дёргает головой, сильнее чем его конь, когда генерал перехватывает поводья.

— Вот только не надо такое лицо. Это не глупости. Послушайте умудрённую опытом женщину. Потому что сколько бы нам не было лет, мы, девочки, всегда хотим романтики. Ну чего вам стоит? Это же не трудно. Подарочки. Цветочки. Свидание при свечах. Э-э-э, — чещу я голову там, где в кожу упирается ненавистная шпилька, — у вас тут правда всё при свечах, но неважно. Окружите девушку заботой и вниманием. И эта крепость падёт быстрее, чем если вы попытаетесь прорвать оборону с боем. Я понятно выражаюсь?

— Вполне, миледи.

— Не надо набрасываться на неё как голодный пёс на кость. Девочки любят робкие прикосновения, вздохи, нежные поцелуи…

Что-то не сильно ли я разошлась? А то, судя по тому как Барт озабоченно хмурит брови, у него сейчас от переизбытка романтики предохранитель-то перегорит. Перемкнёт бедняжку, ещё подумает, что всё это может заменить полноценный качественный секс.

— В общем, проявите смекалку, генерал, — поспешно подвожу я итог.

Он долго думает, с трудом, со скрипом переваривая информацию.

— А на уличные бои её сводить можно? — покряхтев от неловкости, наконец, спрашивает он.

Бои? Теперь зависаю я. Это что? Кровавые сопли, играющие мускулы, потные мужики на арене? И я чуть не выкрикиваю: «А можно мне с вами?» Но потом обречённо выдыхаю. «Мне нельзя в Бельдяжки. Я женат». То есть мне нельзя на уличные бои, у меня муж в отъезде. А ещё куры не доены. Коровы не кормлены. Газоны не кошены.

— Сводите, Барт, — уверенно разрешаю я. — Но только в тот день, когда будете готовы перейти от поцелуев к чему-то большему. И я имела в виду не сыграть в шахматы.

Он довольно ржёт, запрокинув голову. И глядя на его волосатые ручищи, я почему-то радуюсь: да месье знает толк в извращениях. Он в курсе что такое шахматы. И, может, зря я даю эти наставления? Может, к чёрту цветочки?

Нет, прочь грязные мыслишки! Пусть ухаживает и точка.

— Расскажите мне про Фогетта, — так резко меняю я тему, что, осмысливая мою просьбу, генерал не успевает убрать довольную улыбку. — Мы были помолвлены, да? Почему? Когда? Зачем?

Надеюсь, он не получил приказ молчать. Надеюсь, Его Продуманности просто в голову не пришло, что я могу спросить об этом у генерала.

— Были, — видимо, мысленно сверившись с полученной инструкцией и не найдя запрета, наконец, выдаёт он. — После свадьбы Его Величества с Аурелией.

— Но мне было всего четырнадцать! — почему-то возмущаться мне сейчас вздумалось от имени Катарины.

— Да хоть четыре. Условия завещания были соблюдены. Король женат. А Лемье принял приглашение Его Сиятельства с радостью.

— Ещё бы он отказался! — подскакиваю я и, стукнувшись головой, приземляюсь обратно на краешек сиденья, потирая башку. — Его «порченная овца» пристроена. Да не просто куда-то, а в руки особы королевской крови. И как я к этому отнеслась?

— Как все девочки в вашем возрасте, — пожимает он плечами. — Посмеялись.

— То есть плевать мне было и на этого Фогетта? Сколько ему, кстати лет?

— Двадцать четыре, кажется.

— А Величеству?

— Больше, — хитро улыбается он. — Намного больше.

Ладно. Сюрприз будет. Гы-ы-ы. Или он не хочет меня смутить? Или мои откровения о своём возрасте пробудили в нём дипломатические замашки? Ну, пусть будет «намного». Не возражаю.

— Значит, тогда Фогетту было девятнадцать. И что потом?

— Ничего особенного. Вы с ним сдружились, когда стали приезжать во дворец к сестре.

— То есть Дамианчик тоже там постоянно тёрся?

— Да, вы, Дамиан, Аурелия. Вместе вам было весело. Даже Георг порой к вам присоединялся то поиграть в карты, то послушать книжку, что вы любили читать по очереди. Это было хорошее время. Безмятежное, радостное. Не без разногласий, конечно. Вы с сестрой часто спорили.

— Фелисия рассказала мне. Из-за религии?

— Да, уже тогда вы были со многим не согласны. Но Фогетт всегда вставал на вашу сторону. Можно сказать, снисходительно позволял. Возможно, списывая на ваш юный возраст. Возможно, не верил, что всё это всерьёз, — у него даже лицо прояснилось, расправилась хмурая складка между бровей, пока он это рассказывал. — Но это золотое время длилось недолго.