Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва с Петропавловки ударила пушка, как у ворот Константиновского дворца остановилось такси. Вышедшая из салона Мать выглядела торжественно и немного чопорно, словно чрезвычайный и полномочный посол, предлагающий дружественному государству взаимовыгодный договор.
Во дворце визитерша пробыла ровно час. Неизвестно, с кем и о чем она беседовала и о чем договорилась, однако уже после обеда Мать и Исабель спускались в подвал на Лиговке.
– Ваша мечта может быть исполнена, – объявила заслуженная киллерша тоном Президента, поздравляющего российский народ с досрочным удвоением ВВП.
Хозяйка подвала всплеснула руками.
– Неужели правда? А… какая мечта?
– Вы же сами хотели хоть раз в жизни выстрелить из пушечки! – напомнила мулатка. – По врагам народа и разным там ожиревшим олигархам!
– Но мне ведь и снаряд нужен, и данные метеосреднего, и таблица прицелов… если пристрелочного снаряда не будет!
– За вас все рассчитают. А вам надо будет просто дернуть за веревочку!
– …И кто это сказал, что бабло побеждает зло? – с трагичностью вопросил Черняев, склоняя над стаканом горлышко литровой бутылки.
После третьего по счету наезда на «Блатхату», столь же неудачного, как и оба предыдущих, лидер «Группировки Ленинград» пригорюнился и померк. От него исходили биотоки угрюмости и раздражения. За последние сутки в желудок Данилы выпала трехмесячная доза спиртных осадков. Однако, вопреки обыкновению, он не спешил гонять бильярдным кием не симпатичных ему козлов; злость выжигала в нем весь алкоголь.
– Ну, и зачем мне эта страна богатых? – поинтересовался Черняев у огромного выставочного кролика, разгуливавшего по сукну бильярдного стола. – Ну, стремился я сюда, ну, попал… Так на хрена она мне нужна, если я даже такого, как Гамадрил, прогнуть под себя не могу?! То ли дело у нас в звероколхозе…
Кролик поджал уши и, принюхавшись к Даниле, отодвинулся подальше. Спустя минуту Черняев и сам забыл об ушастом собеседнике – в бильярд-холл ввалились Жека, Сергей и Димон, опухшие, словно свежевыловленные утопленники.
События последних дней ввергли в затяжную алкогольную депрессию всю «Группировку Ленинград». Пацанов больше не интересовали ни подшефные оборотни в погонах, ни высокие идеалы петербургской культуры, ни даже проблемы возрождения духовности. Как это часто бывает при недостатке воли к победе, все они почувствовали неожиданное равнодушие к дальнейшей борьбе. С самого утра друзья усаживались за бильярд и, вспоминая звероколхозную юность, поднимали наполненные стаканы с неутомимостью заводных зайцев из рекламы «Энерджайзера». И так, в прозрачной горечи алкоголя, незаметно уплывали еще один сутки…
Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь, и в бильярдную вошли Исабель и Мать. Подтянутые и энергичные, они распространяли флюиды веры, надежды и любви.
– Молодые люди, вы бы хоть закусывали! – степенно пожурила Мать, оценив количество пустых бутылок под бильярдным столом.
– Бедные мальчики! – жалостливо подхватила мулатка, оценив трехдневную небритость друзей. – Совсем одичали!
– Не напоить ли мне вас свежим горячим чаем? – с добродушной снисходительностью прикинула Мать.
– Зачем? – потянул носом Данила. – Лучше свежей холодной водкой…
– Мальчики, вы зря гробите свои молодые организмы, – укорила Исабель ласково. – Заметалин того не стоит…
– А вообще, мы пришли вам помочь! – веско сказала Мать, расставляя перед пацанами чашки с дымящимся чаем.
– Чего только мы на «Блатхату» не натравливали! – засокрушался Сергей. – И ментов, и террористов, и даже гомосеков…
– Сук! – вставила Исабель.
– В смысле? – не понял Димон.
– Сук еще не натравливали!
– Каких еще сук?
– Черных и страшных, – наконец конкретизировала Мать. – Дело в том, что…
Повествование Матери было коротким, но емким. В нем фигурировали коты и собаки, мотояхты и глиссеры на подводных крыльях, разгневанные женщины и ожиревшие олигархи…
Сырой ветер хлопал краями шатрового тента над пластиковым столом. Отсюда, с набережной Кутузова, невский простор выглядел неожиданно огромным. Проползающий по свинцовой воде миниатюрный речной трамвайчик оставлял за собой тоненькие серебристые царапинки. Узнаваемый трехтрубный силуэт крейсера «Аврора», скромно сереющий у противоположной Петровской набережной, воспринимался эдакой кинематографической декорацией, выстроенной по заказу «Ленфильма».
Задувало. Батя поднял ворот куртки и пристальным взглядом обвел Данилу, Жеку, Сергея и Димона, молча сидевших напротив. Ветер ворошил их короткие стрижки. Суровые лица пацанов выражали решимость расправиться с ненавистным Гамадрилом любой ценой.
– Во сколько? – чуть сдавленным от волнения голосом спросил Батя.
Данила взглянул на часы.
– Еще семнадцать минут…
Выложив перед собой хронометр, старый урка гипнотизирующим взглядом вперился в секундную стрелку. Время катилось издевательски медленно; минуты твердели, словно смола на сосновых стволах.
– Двенадцать минут…
– Сам вижу! – цыкнул Батя, не отрываясь от хронометра.
Секунды растянулись, сделавшись длинными и емкими. Стрелка переползала от цифры к цифре со скоростью насосавшегося клопа. Напряжение словно материализовывалось до синевы и звона…
– Вот он, сучонок!
Из-под Литейного моста вальяжно выползал крашенный шаровой краской катер, по борту которого четко прочитывалась надпись «Блатхата». На корме, за паутинкой ограждений, угадывался силуэт человека в шезлонге.
Сухая татуированная рука потянулась к биноклю.
– Батя, не туда смотришь, – Черняев кивнул чуть левее. – Сейчас там тако-ое начнется!..
Винты за кормой «Блатхаты» вспенивали невскую воду. Чайки парили, высматривая что-то в бурлящем кильватерном потоке. Сидя в шезлонге в позе следователя из ментовского сериала, Заметалин лениво посматривал на исхудавшую черную собаку, привязанную бельевой веревкой к поручню.
Ахмед, на минуту выглянувший из рулевой рубки, воззрился на пса в некотором недоумении. Черные собаки устойчиво ассоциировались в его сознании только с питомником на зоне, где кавказец когда-то отбывал срок по нехорошей статье.
– Владимир Петрович, дорогой, ты что – в Герасим и Му-Му решил поиграть, да? – предположил Ахмед.
– В собаку Баскервилей, – последовало самодовольное.
– А как это?
– А вот так…
Заметалин хлопнул в ладони, и спустя минуту перед шезлонгом возник маленький Магомедик, державший на вытянутых руках накрытый салфеткой поднос.