Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо большое, – с трудом ворочая языком, произнес Питер, – а ты…
– Баги, – услужливо подсказал мужчина и улыбнулся с такой радостью, словно Питер был его давно потерянным и вновь обретенным родичем, – полежи пока, тебе надо сил набраться. А главное – вот.
И он снова предложил Питеру круглую капсулу – она алела на его темной ладони, как спелая вишня.
Или как капля крови.
– Что это? – почти прошептал Питер, с облегчением откидываясь на слегка приподнятое изголовье, – Еда? Меня стошнит…
– Лекарство, – поспешно уточнил Баги, – ты наглотался дряни в этих трубах, так что лучше выпей, иначе еще не скоро оправишься. А можешь и вовсе помереть.
Питер на мгновение заколебался, ощущение смутной опасности толкнулось в сердце… но этот Баги улыбался так простодушно, что не хотелось обижать его отказом. Он взял капсулу из смуглой ладони, осторожно положил в рот и проглотил, запив остатками теплого питья.
– Вот и умница, – ласково произнес Баги и глаза его блеснули плохо сдерживаемым торжеством. – Сладких снов!
Поле под горячими лучами полуденного солнца тянулось от горизонта и до горизонта. Небо пылало, высокая, высушенная до хруста трава сверкала густым золотом – в нем тут и там вспыхивали аметисты луговых васильков, нежные лазуриты незабудок, кварцево-розовые капельки цветов дикого горошка.
Питер приподнялся и медленно провел ладонью по глазам.
Что-то случилось, он уснул здесь, в самый разгар полдня и даже не отошел в тень? А может, потерял сознание от жары?
Но нет, голова была свежей и ясной, словно он очнулся после крепкого ночного сна. Осмотрел себя – привычная светлая рубашка из тонкого полотна, холщовые штаны, ноги босы. Летом он всегда так ходил, когда еще жил… где?
Он слегка потряс головой, волосы рассыпались по плечам. В высокой траве стрекотали цикады, солнце важно шествовало по небу. Вроде все было в порядке… так, как и должно быть.
Или нет?
Вдруг что-то пошевелилось за спиной Питера, и он вскочил на ноги так резко, словно ощутил на коже холодное прикосновение змеиной чешуи. Развернулся, сжимая кулаки для защиты… и оторопел.
На расстеленном в примятой траве плаще лежал Фэлри и спал. Свободная рубашка распахнулась, обнажив твердые грудные мышцы, одна нога согнута в колене, локоть под головой. Короткие тени от стеблей травы падали на спокойное лицо, сомкнутые губы напоминали лепестки цветка яблони.
Питер медленно приблизился и бесшумно опустился на колени рядом с ним. При виде Фэлри он забыл обо всем – о жаре, о странном сне и прочих тревогах.
На висках спящего и под волосами, заплетенными в косу, выступили светлые капли пота, веки, обрамленные золотыми ресницами, беспокойно подрагивали. Казалось, ему снится что-то… не очень приятное.
Кончиками пальцев Питер осторожно коснулся щеки Фэлри… и вдруг оказался в кольце сильных рук, схвативших его так быстро, что он даже не уловил движения.
– Попался!
Синие глаза, пронизанные белыми узорами, точно треснувший лед, смеялись. Фэлри крепко прижал Питера к себе и теперь они лежали лицом к лицу, одни посреди бескрайнего моря золотой травы. От тела эр-лана исходил ровный жар, словно оно впитало в себя зной летнего полдня.
– Ох, ты напугал меня! – Питер со смехом высвободил руки и обнял эр-лана за шею. – Похоже, я малость перегрелся – такой сон увидел, нарочно не придумаешь!
– Мда, и что же тебе приснилось? – губы Фэлри коснулись скулы, потом нежной кожи за ухом, отчего Питер на миг сбился с мысли.
– Эм-м… что ты превратил себя в русала… у тебя был хвост – просто роскошный, потрясающий хвост! Ты передавал мне дыхание…
Фэлри на миг оторвался от его горящей огнем кожи и приподнял голову.
– Передавал дыхание?
– Ага, – Питер мягко отвел в сторону длинные золотые пряди и в который уже раз поразился, какие же они шелковистые и тяжелые, – чтобы я мог дышать под водой. Там было столько приключений! Целая история…
– Наверное, это было примерно так… – прошептал Фэлри, и его нежный рот завладел губами Питера, сильные руки обвились вокруг талии, скользнули выше, лаская спину.
Спустя целую вечность, наполненную жаром и негой слившихся в объятии тел, они все же вынуждены были разъединиться, чтобы глотнуть воздуха.
Питер весь горел, ласки эр-лана сводили его с ума… но что-то мешало отдаться им полностью, тревожило, как назойливое постукивание ветки за окном в штормовую ночь.
– Ты такой… настойчивый, – пропыхтел он, отводя глаза в смущении, – у меня что, сегодня день рождения?
– О чем это ты? – дыхание Фэлри сбивалось, он настойчиво привлек Питера к себе, покрывая страстными поцелуями его шею и грудь в распахнутом вороте рубашки. – Неужели тебе одного раза достаточно?
– Одного раза? Погоди, мы что, уже…
– Короткая же у тебя память, – мягко успехнулся Фэлри и, чуть склонив голову, продемонстрировал темно-лиловый синяк на своей безупречной шее, – однако быть настойчивым ты тоже умеешь.
Руки Питера еще обнимали эр-лана, сердце горело от любви, а тело – от желания. Это был его Фэлри – его глаза, его лицо, его запах и его сложение…
И все-таки что-то было не так. Разум настойчиво пытался донести это до Питера, пробиться сквозь морок и жажду близости. Что же он хотел сказать?
– Эй, – изящные пальцы нежно вплелись в его волосы. Фэлри чуть отодвинулся и заглянул ему в глаза, – что с тобой?
– Н-ничего, – Питер отвел взгляд и неловко усмехнулся, – просто… вдруг нас кто-нибудь увидит?
– Ох, да наплевать! – жарко прошептал Фэлри, вновь придвигаясь ближе. – Забудь обо всем… я люблю тебя.
В тот же миг Питер со всей силы ударил головой и ладонями в грудь эр-лана. Тот охнул от неожиданности и боли, и разжал объятия. Освободившись, Питер мгновенно перекатился на другой бок и вскочил на ноги. Солнце ударило ему в глаза, голова на миг закружилась от жары и резкого подъема, но он тут же овладел собой.
Фэлри сел, потирая ушибленную грудь, и растерянно уставился на Питера.
– Ты с ума сошел?! Больно ведь!
– Ты не Фэлри.
– Что?!
Питер сжал кулаки и снова быстрым взглядом окинул поле.
В самом деле, разве кому-то, кто родился и вырос в деревне, пришло бы в голову расположиться на солнцепеке в самый разгар жаркого дня?
– Ты не Фэлри, – повторил он, все более убеждаясь, что не ошибся. – не знаю, где я и что со мной, но ты – не он. Фэлри скорее умер бы, чем занялся этим там, где нас могут увидеть. Он хранил любовь в своем сердце, не выставлял ее напоказ… и никогда в