голову. Видимо, её растолкала зависть, которая вгрызалась в меня похлеще голодной собаки. До признания Альбины я и не подозревала, насколько хочу увидеть этот проклятый свет. Хотя бы увидеть. А потом уже думать, что делать с ним дальше…

Я вздохнула. Альбина пихнула меня локтем в бок и произнесла тихо-тихо, в самое ухо, словно выдавала страшную-престрашную тайну:

– И больше всего я боюсь, что он ушёл в свет без меня…

***

В одиннадцать вечера Альбина растаяла в воздухе. Наверное, послушалась моего совета и снова отправилась на поиски Саввы. Я поплелась в сторону дома. Новогодние украшения ещё не были сняты, и я вовсю любовалась сине-красными гирляндами на деревьях, пока вдруг не увидела на крыше нашей хрущёвки человека. Мужчину. Молодого парня. В расстёгнутой куртке и без шапки.

Я не поняла, как оказалась с ним рядом. Не помнила, как поднималась по ступенькам. Наверное, и не поднималась вовсе. Скорее всего, взлетела или оказалась там силой мысли. Я знала имя этого человека ещё на земле. В тот момент, когда заметила его ботинки, стоящие на самом крае.

На крышу забрался Ромка. Мой Ромка. Ромка, который решил сброситься вниз. И я ничего не могла с этим сделать. Наверное, он думал о самоубийстве с самого начала. С того момента, когда увозил моё тело на «скорой», но отчего-то держался. Сначала, чтобы отомстить, потом ради папы. А потом… А потом он уже не видел в жизни дальнейшего смысла… Поэтому и забрал документы из университета, поэтому так и не дал согласие ни на одну из работ, на которые его приглашали.

Должно быть, он спланировал это ещё утром, там, у могилы, когда гладил мой памятник и пристраивал розы. Как последнюю дань. В последний день. Я вскрикнула. Ветер всколыхнул полы Ромкиной куртки. Его левая нога продвинулась вперёд ещё на сантиметр.

Папины слова, сказанные два дня назад, застучали в ушах, как пишущая машинка: «Он в тебя не верит и никогда не поверит».

– Но не верит не значит, не любит, – зашептал внутренний голос. – Не останавливай. Один шаг, и вы снова будете вместе. Вот ты и дождалась. Всё, как хотела.

Я замерла и прикрыла рот ладонью. Внутренний голос шептал сладко. Мне хотелось, чтобы он продолжал свою песню жизни и смерти. Хотелось, чтобы Ромка снова слышал меня. Хотелось говорить с ним и… обнимать. Но… видеть живым хотелось больше.

– Нет, – сжав зубы, промычала я, – так не пойдёт. Когда любят, желают жизни. Если уж у меня не вышло, пусть он отживёт за обоих.

И я коснулась Ромкиного плеча. Знала, что не удержу, но… всё равно попыталась. И когда он раскинул руки и поднял правую ногу в воздух, я взмолилась, взмолилась так сильно, как никогда не делала прежде:

– Не надо мне света. Пусть только он живёт.

И тогда где-то внизу закричала женщина.

Глава двадцатая

Её крик заставил его спуститься. Я видела, как он бежал. Слышала, как задыхался, как хватал ртом воздух и как растирал вечно колющий правый бок. Он только раз позволил себе остановиться в пролёте между третьим и вторым этажами, а потом, не сбавляя скорости, опять полетел вниз.

Левой рукой она держалась за угол дома, правую – прижимала к животу. Невысокая, толстая и страшненькая. Фиолетовый, местами засаленный пуховик был явно ей мал и топорщился на талии крупными складками. Капюшон спал с головы и обнажил светлые жидкие волосы, собранные в небрежный пучок на затылке.

«Аппендицит, – подытожила я, – или печень, или разрыв селезёнки». Ромка гадать не стал и аккуратно развернул её к себе.

– Что случилось?

– Воды отошли, – простонала она.

– Давно?

– Минут пятнадцать назад.

– Дома?

– Возле «Пятёрочки». Сладкого захотелось. За шоколадкой пошла.

Взглядом она показала на тротуар. В метрах двадцати-тридцати от нас на снегу действительно валялась огромная плитка старой-доброй «Алёнки». Много бы я отдала, чтобы сейчас запустить в неё зубы.

– А муж что?

Женщина насупилась.

– Нет у меня мужа.

– Парень?

– И парня нет. Сбежал, как две полоски увидел. Только пятки сверкали.

– «Скорую» почему в магазине не вызвала?

– У первородки схватки длятся десять-двенадцать часов. В лучшем случае. Вот я и решила, что успею домой сбегать и сумку собрать.

– Телефон с собой?

– Дома, – она заойкала и принялась гладить живот обеими руками. – Боялась, что ограбят. Ночь ведь уже.

– Мой тоже дома. Похоже, стремительные роды у тебя, раз уже схватки начались. На улице оставаться нельзя. – Ромка закинул её руку к себе на шею и, аккуратно поддерживая за поясницу, повёл к подъезду. – На второй этаж подняться сможешь?

Женщина кивнула и снова запричитала, на чём свет стоит костеря своего благоверного.

Кое-как Ромка дотащил её до квартиры и втолкнул внутрь. Ключами не гремел, видимо, дверь так и стояла открытой. Снял с неё пуховик и, усадив на краешек стула, стал звонить в «скорую»:

– Первородка, стремительные роды. Воды отошли минут двадцать назад. Схватки повторяются примерно через каждые четыре минуты. Сколько? – второпях спросил он, глядя на женщину.

– Чего сколько? – проревела она, держась за поясницу.

– Ну не лет же, недель.

– Тридцать восьмая идёт.

Повторив её ответ в трубку, Ромка назвал наш адрес. Женщина снова вскрикнула. Присмотревшись, я поджала губы. Нет, не женщина. Молодая слишком. Скорее девчонка, чуть старше меня. Лицо гладкое, без морщин, хотя и опухшее. Щёки, как у хомяка, но глаза яркие, синие-синие, и разрез на мой похож.

– Так, – вытащив из шкафа клеёнчатую скатерть, Ромка раскинул её на диване, а сверху бросил одну из простыней, – обещали приехать быстро, но, сколько там вызовов я не знаю, поэтому лучше тебе пока тут полежать.

– Ты врач что ли?

– Не врач, – Ромка нахмурился и помог девчонке улечься на диван, – но роды принять смогу. Колготки снимешь или помочь?

Прикрыв глаза, девчонка принялась сдёргивать с ног что-то чёрное и шерстяное.

– И трусы тоже, – послышался Ромкин голос из ванной. – Зовут как?

– Зовут по-разному. А имя – Даша.

– Ну тогда моё – Роман Алексеевич, – хохотнул он, таща на кровать ножницы, нитки, гору полотенец, бинты и початую бутылку «Беленькой».

– От тебя пивом несёт, – простонала девчонка. – Фу, противно аж. Бухаешь, как чижик, а собрался роды принимать.

– А от тебя сигаретами пахнет. Беременная, а дымишь как паровоз. Вся одежда воняет. Дальше взаимные оскорбления продолжать будем?

Девчонка перевернулась на бок и сжала ладони в кулаки. Лицо её сделалось бледным, на лбу выступили первые капли пота.

– Ладно, – заметно мягче подытожил Ромка. – Главное – не паникуем. И во время схваток не кричим,