Цветущая, опрятная, в белом фартучке с оборками, алой кофточке с вышивкой, и сегодня уже с двумя тугими длинными косами. Риланн улыбнулась, и все без труда поняли, кому предназначалась сия очаровательная улыбка.

Эливерт появлению девицы тоже обрадовался, причём вполне искренне. В сонном полумраке трактира блеснула его белозубая ухмылочка.

– Риланн, солнышко, а я тебя так ждал, – сказал он любезно, но физиономия атамана походила на мордочку Чеширского Кота. – Совсем недавно вроде расстались, а ты ещё похорошела с тех пор. Так и сияет, так и сияет! Свеженькая такая, яркая! Ну, прямо розочка в утренней росе!

Риланн кокетливо захлопала ресницами, а потом смущённо отвела взгляд. Но то была лишь минутная уловка, через миг она вновь впилась в Эливерта большими серо-голубыми глазищами.

– Золотце моё, не дай помереть человеку! – взмолился Эливерт, приобнимая её за талию. – Принеси немного того чудного винца, что мы с тобой вчера опробовали!

– И речи о том быть не может! – встрепенулся Наир. – Риланн, не слушай его! Никакой выпивки! Нам в путь скоро!

– Скучный ты какой… – вздохнул разбойник.

– Нам завтрак. А ему, ежели так пить хочется, чая с ликломом! Сразу остатки хмеля выгонит.

Настя понятия не имела, что такое «ликлом», но, судя по тому, как сочувственно сморщилось хорошенькое личико Риланн, и потому с каким отвращением отшатнулся Эл, это была какая-то невероятная гадость.

– Ликлом? – Эливерт сглотнул. – Сам эту дрянь пей! Чая не надо, Риланн. Так и быть – только завтрак. А винца мы с тобой как-нибудь потом выпьем… Ладно, рыбка моя? Без всяких там зануд… – он зло покосился на лэриана.

– О тебе же пекусь. Тебе сейчас с похмелья весь день под палящим солнцем жариться, – фыркнул Наир.

Но Риланн его не слушала – она уже переключила своё внимание на Эливерта, перечисляя блюда входящие в утреннее меню.

За то время, пока Наир и Эливерт спорили, компания в углу пару раз нетерпеливо окрикнула Риланн, но служанка отмахнулась от них и осталась подле разбойника.

Один из неприятных типов стал пристально разглядывать стол, за которым сидела Настя с приятелями. Он чрезвычайно смахивал на киношного викинга – огромный, широкоплечий, косматый и бородатый. Оставалось дать секиру в руку и двурогий шлем на голову – и хоть картину пиши «Северный варвар отмечает удачный боевой поход».

Эливерт уже выбрал всё, что хотел, когда по залу вновь пронёсся нетерпеливый окрик, на этот раз такой громкий, что стёкла зазвенели, и Настя испуганно вздрогнула.

– Риланн, тебя сколько ждать можно, девка? Не видишь – я жрать хочу!

Служанка обернулась совершенно спокойно – Настя даже позавидовала её хладнокровию.

– Чего орёшь, Кед-хейл? Не видишь – занята я. Подожди! Не подохнешь с голоду…

– Совсем совесть потеряла, девка! – вновь забурчал «викинг», уже гораздо тише, однако, достаточно громко, чтобы было слышно Риланн и остальным. – Перед какими-то бродягами приблудными стелешься, а об своих, значится, забыла. Свои, стало бысть, обождут! Честные берфельцы, стало бысть, перебьются!

– Свинья, – устало вздохнула Риланн, и, улыбнувшись Элу, поспешила на кухню, лишь пушистая клетчатая юбка плясала вокруг её быстрых ног.

– Ишь, ишь, задом завиляла! – Кед-хейл привстал из-за стола, провожая девушку взглядом. – Увидала курица ряженого петуха!

Компания за столом «викинга» разразилась громким хохотом.

– Эй, Фарлей! – окликнул тот сонного невысокого мужичка, по всей видимости, хозяина. – Фарлей, чегой-то у тебя девки от рук отбились? Почётных гостей в последнюю очередь обслуживают, а пришлых всяких, как короля встречают. Да и ладно бы пришлых… А то ведь и вовсе сброд! Тьфу! Верно, я говорю, робята?

Сидевшие с ним довольно ухмылялись, и осмелевший Кед-хейл всё ближе подходил к столу, за которым расположилась Настя с друзьями.

Её спутники пока терпеливо молчали, словно не в их огород летели камни со стороны косматого «викинга». Рыжей стало не по себе. Наир в оцепенелом молчании разглядывал узоры сучков на столешнице. Эливерт со скучающим видом поглядывал в сторону кухни, словно всё, что его сейчас заботило, это будущий завтрак.

Меж тем бородатый громила не унимался.

– Я думал, Фарлей, у тебя тут приличное заведение… А тут нелюди всякие ошиваются, а второй, гляньте-ка, ну, точь-в-точь расфуфыренный петух! У матери моей, покойницы, был такой – рыжий да лохматый. Тепереча откукарекался, отпетушился – она с него суп сварила!

По трактиру вновь прокатился оглушительный залп хохота.

– Слышь, Фарлей! Что ж ты сюда всякую дрянь пущаешь? Не место таким-то среди людей.

– А мне, что люди, что нелюди, – лениво ответил хозяин. Одной рукой он опирался на «барную стойку», другой ковырялся в зубах, проявляя абсолютное безразличие к зачинавшемуся конфликту. – Главное, чтобы платили! А золото-то, оно у всех одинаковое, что у владетелей, что у холопов. По мне, пусть хоть чудище лесное приходит, ежели с деньгами придёт, а не с пустым кошелём.

– Вот ты, значится, как запел, Фарлей? – угрюмо покачал заросшей головой Кед-хейл. – Ну, ничего, я тебе за них в двойном размере заплачу, ежели ты их щас отсюдова выставишь. В убытке не останешься…

В кухонном дверном проёме появилась Риланн, поставила тарелки на стол и мелькнула обратно.

– Благодарствую, солнышко!

Эливерт сразу оживился, хотя и ныл совсем недавно, что ему вовсе не до завтрака.

Ворон подтянул к себе блюдо с мясом.

При виде этого Кед-хейл побагровел, подошёл вплотную к их столу, навис, как гигантский баобаб, и заорал вдогонку Риланн:

– Эй, забери жратву обратно! Эти говнюки уже отобедали и уходят отсюдова! Слышь ты, ушастик, ты чё, человечьего языка не разумеешь? Или ты щас сам уйдёшь, или тебя отсюдова вынесут! А ты чего ждёшь? Тебя тоже касается!

– Простите? – Эливерт только сейчас оторвался от созерцания пищи и с довольной улыбочкой повернулся к громиле. – Вы… нам, чё ли?

Кед-хейл треснул рукой по столу, и Настя, разглядывая огромную лапу, опустившуюся прямо перед разбойником, подумала, что ладонь у этого «викинга» размером с лопату.

– Ты это! Того… Ты со мной играться вздумал, шут ярмарочный? Так я тебя разом научу с людями говорить, как следует! И говорить научу и на чужих девок не заглядываться. Своей вона улыбайся, а на берфельских рта не разевай! – «викинг» вдруг уставился на Настю и скривился в отвратной гнилозубой ухмылке. – А твоя-то и впрямь хороша! Этакую можно и оставить. Чужаков