Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эливерт огляделся, прикидывая возможность исполнить обещанное, но, к счастью, занятые руки не дали ему возможности быстро исполнить задуманное.
– Держи! – велел он, протягивая посуду Насте.
– Нет, нет, нет! Не стоит, я тебе верю! – поспешно остановила его Рыжая, справедливо полагая, что, в любом случае, проверка акробатических талантов разбойника сейчас ни к чему.
Даже если он не свернёт себе шею, упав с водосточной трубы, а жутко загремит посреди комнаты, от этого вряд ли кому-нибудь станет легче. Грохот наверняка перебудит весь трактир, и в первую очередь Наира, у которого спросонок сердце из груди выскочит.
– Тогда выпей со мной! – упрямствовал Эливерт.
Настя отметила про себя, что пьяный он наконец-то окончательно перешёл на «ты». А ведь обращаясь к ней, он до сих пор частенько использовал в своей речи подчёркнуто вежливое «вы» и «миледи». Вежливое-то оно, конечно, вежливое, но из его уст это всегда звучало как откровенная издёвка.
– Знаешь, Дэини, в жизни всё так странно… Вот уж не думал, что такое скажу, – завёл хмельную песню атаман. – Но сейчас выпить хочу не просто так, сечёшь! Я такой девицы не встречал. Вот, к примеру, Риланн – славная, да таких-то много, а ты вот… как сказать… Я тебя будто всю жизнь знаю! Пока на тебя ничего такого не обрушилось, чтоб закалку твою проверить. Но ведь видно же! Видно, что не подведёшь. И мне, в самом деле, тебе верить хочется… Только ты не обмани моих надежд, Рыжая! Ты для меня… вроде старого друга из моей вольницы. Я, когда ты у меня за спиной, не оглядываюсь, потому что верю, что удара в спину не будет. А это... это о многом говорит, Дэини, провалиться мне в Лидонское ущелье, о многом! Ты же понимаешь, о чём я… Ведь тебе Наир наверняка уже всю подноготную моей жизни выложил?
– Нельзя было? – поинтересовалась Романова, отпивая небольшой глоточек.
– Да отчего же! Я своей жизни не стыжусь и ничего не скрываю. Живу, как умею, – пожал плечами Эливерт. – И жалости я не ищу… Объяснить просто хочу. Знаешь, в этом мире есть только одна женщина, которую я уважаю. Бесконечно уважаю. Ясно-понятно, о ком я… И, знаешь, я думал, что никого больше не смогу уважать, кроме Миланейи, но сегодня… Я понял, что знаю ещё одну женщину, достойную уважения!
– Это ты, должно быть, о Риланн? – насмешливо поинтересовалась Настя.
– Не ёрничай, Рыжая! Я говорю серьёзно, а ты всё на шутки переводишь, – скривился атаман. – Я о тебе говорю! И ты это прекрасно понимаешь. Может, моё уважение для тебя невелика честь, но я просто хочу, чтоб ты знала. Я тебя считаю другом своим, надёжным другом. И для меня это честь!
Настя не знала, что ответить. Наверное, на трезвую голову Эливерт никогда бы не сделал подобных признаний, но всё-таки было ясно, что он отдаёт себе отчёт в своих словах. И как раз оттого, что всё это было серьёзно и как-то очень по-взрослому, по-настоящему, Насте стало вдруг как-то неловко, и, чтобы разрядить обстановку, она шутливо сказала:
– За это надо выпить! Ты ведь меня уважаешь?
Разбойник кивнул, поднимая кубок.
– И я тебя уважаю, – улыбнулась Настя. – Так давай за нас – уважаемых людей!
Эливерт рассмеялся.
– Здорово сказала! Надо запомнить… За нас, за настоящих друзей! – провозгласил он, надолго прикладываясь к кубку.
Улыбаясь пафосному тосту, Романова сделала небольшой глоток, и терпкое виноградное «зелье» тёплой волной прокатилось по горлу. От удовольствия она зажмурилась.
Эливерт осушил свой кубок, тут же налил ещё. Заметив, что Настя не допила, состроил такую обиженную гримасу, что девушка не сдержалась и прыснула смехом, поспешно зажимая себе рот и оглядываясь на спящего Наира.
– Т-с-с-с! – прошипел Эливерт, пытаясь приложить палец к губам.
Но в правой руке у него был кувшин, а в левой – кубок, и попытка не удалась, отчего он захохотал ещё громче Насти.
– До дна! – весело велел Эливерт, и журчащее рубиновое зелье вновь полилось в кубки. – С тебя ещё один тост! У тебя они как песни менестрелей.
– За то, чтобы у нас всё было, а нам за это ничего не было! – провозгласила Настя, громко чокаясь о бокал разбойника.
– О, вот это тост! Всем тостам тост! – расхохотался Эливерт. – Наш! Разбойничий! Ты случайно там, в своём мире, в какой-нибудь вольнице не состояла?
– Нет, не доводилось…
– Ну, ничего! Ещё не всё потеряно! Хочешь в лэрианорской вольнице атаманшей будешь?
– А я думала, ты на этом месте Миланейю предполагаешь видеть? – осторожно спросила Настя.
– Ну что ты, Дэини! Какая из Миланейи разбойница? – закатил глаза Эл. – Всё равно, что из меня менестрель. А ты бы…
– Нет, не сумела бы! – возразила Рыжая. – Может, у меня и получается немного мечом махать, но убивать им я не умею. А ведь это совершенно разные вещи: уметь обращаться с оружием и уметь им убивать.
– Верно, – кивнул сразу помрачневший Эливерт. – Оказывается, у тебя ещё и ум незаурядный. Никто не рождается с умением убивать, никто не рождается с желанием убивать, всё приходит потом… И к тебе придёт, Рыжая. Научишься. Особенно, если в Герсвальд попадёшь. Светлыми Небесами клянусь, многому научишься! Судьба, паскуда такая, нас не спрашивает, чего мы хотим – она заставляет делать то, что надо ей.
«Та-а-к… На философию потянуло, – подумала Настя, косясь на спящего Наира. – За разговорами о смысле бытия далеко можно уйти. Так, за жизнь болтая, наклюкаемся сейчас. Наир утром встанет и ужаснётся – скажет, связался с пьянчугами. Нет, пить надо поменьше, а говорить побольше! Тогда, может, и Эливерт немного протрезвеет…»
– Эливерт, я всё хотела тебя спросить о той женщине… – начала Настя.
– Риланн, что ли? А что с ней? – Эл сделал вид, что не понимает.
– Причём здесь Риланн! О той, что предала тебя…
– Аллонда? – тихо прошипел Эливерт, отворачиваясь к панораме восходящего солнца.
Казалось, даже само это имя ему давалось с трудом – он произнёс его так, словно это было худшее из известных ему
