Самолет сильно затрясло.

В нос ударил едкий запах чистящего средства для коврового покрытия. Через щель в пластиковой обшивке в лицо дул ледяной воздух. Затвердевшая от мороза кровь на щеке стянула кожу, а когда Наталья пошевелила мышцами, пленка порвалась, вырывая крохотные волоски на коже.

Самолет качало и трясло, подбрасывало и наоборот опрокидывало в яму. Каждое движение каким-то образом отражалось на ней, будто молотобоец в такт опускал железную колотушку ей на голову.

Должно быть, она выглядит сейчас просто ужасно. Впервые за много месяцев ей захотелось оказаться перед зеркалом с охапкой косметики.

Наталья облокотилась на здоровое плечо и подняла голову. Салон все еще в дыму. Она попыталась вспомнить, как оказалось здесь, на полу, между рядами кресел. На голове зрела солидная шишка с потрескавшейся кожей на кончике. Ужас как болело.

В груди что-то встрепенулось, сжалось в комочек и полетело в ноги. Они падают? А так падают самолеты? Разве они не должны кружиться в этом, как его там, им еще открывают бутылки из-под вина — штопоре? Нет, это определенно что-то другое.

Наталья поднималась медленно, не делая никаких резких движений. Сознание балансировало на тоненькой нити. В глазах то темнело, то вновь появлялся свет. Она села на кресло у иллюминатора. Крыло самолета раскачивалось вверх вниз, будто, оббитыми стальными перьями, птица порхала крылышками. Лампочки на кончиках мигали так ярко, что эхо их вспышек оставалось на сетчатке. Внизу раскинулся золотой город. Улочки пересекались друг с другом, виляли между зданиями, а по ним кружила еле заметная муравьиная гурьба автомобилей.

Самолетом определенно управляют. Артур и Миша все же добрались.

Слезы отчаянно рвались из глаз. У нее уже не было сил держать невидимый заслон и она разрыдалась. Сейчас она не психотерапевт, а человек. Психотерапевты не имеют права плакать, она имеет. Небо плакало вместе с ней.

Мозг упрямо отказывался разрешить ей посмотреть воспоминания последних минут. Она помнила как надела эту желтую маску и дышала глубоко. Она жутко боялась, что воздух вот-вот закончиться, и она задохнется. Почему то ей вспомнилась рыба, беспомощно хватающая ртом чуждый организму воздух. И как рыба она медленно и мучительно умрет. А потом, она увидела Артура. На нем тоже была маска, совсем другого цвета. Она кричала ему, что любит. Боже правый, она действительно это кричала. Отчаяние от близости смерти так глубоко овладело ей, что все прошлое совершенно позабылось. Прошлое, в котором существовали этические устои, женская гордость, расчётливость, стеснение. Она просто говорила то, что давало сил дышать дальше и поддерживало надежду. Услышал ли он? Она же говорила в маску, вокруг было так шумно. Да и вообще, разве ему было в тот момент до нее?

Наталья притронулась к виску. Он горел, как от ожога. Это и есть ожог, круглый, как шайбочка. Сюда Пророк приставил горячее дуло пистолета. Удивительно, но в тот момент ей было не страшно. Максимальный показатель по шкале страха был достигнут организмом гораздо раньше. А еще она была уверена, что он не выстрелит. Так и произошло. Когда Пророк убедился в смерти апостолов, большую часть которых застрелил сам, он вскинул руки к потолку и призвал господа принять его в свои объятия. Она не видела, куда он пустил себе пулю, да и не важно было это уже.

Вдруг Наталью осенило. В тот момент она была не одна. Иван был с ней. Она прижимала его дрожащее тело к себе, пока не произошло то странное обстоятельство, из-за которого у нее на голове шишка, словно стиральная машинка провернула ее.

Ивана нужно срочно найти. Он мог пострадать.

Наталья поднялась, растолкала болтающиеся на прозрачных трубках перед лицом кислородные маски и вышла в проход. То, что она увидела, повергло ее в шок. Все багажные отделения были распахнуты. Одежда, сумки, ноутбуки — все валялось на полу. Трупы с переломанными позвоночниками висели на спинках сидений, лежали в кучах по несколько штук переплетенные между собой, как клубки нитей. В одном из мертвецов она узнала Костоправова.

Ивана нигде нет. Она крикнула его имя. Никто не отозвался.

Наталья направилась в сторону хвоста, аккуратно ступая между телами. Когда не удавалось найти свободное место, приходилось пересиливать себя и наступать на них. Она щурилась, чтобы рассмотреть сквозь густой смог хоть какое-нибудь движение. Ей навстречу пробирался женский силуэт. И не просто пробирался, а расчищал дорогу, перетаскивал один труп за другим в промежуток между креслами. Это была Катарина.

Наталья вздохнула от облегчения. То, что еще хоть кто-то жив, вселяло надежду. Катарина заметила ее и подошла.

— Вы в порядке?

Наталья кивнула.

— Вам лучше сесть, — Катарина направила ее к ближайшему сидению.

— Нет. Я ищу мальчика. Ивана. Вы его не видели?

Катарина внимательно осмотрела салон, трупов. Создавалось впечатление, что вывернутые наизнанку внутренности и тела, сваленные в однородные мясные кучки, ее ничуть не смущали.

Кто-то из пассажиров звал о помощи.

— Простите, если я его увижу дам знать. Лучше вам сесть и пристегнуться. Мы садимся. Он никуда не денется.

Катарина отправилась на зов.

Внезапно, за спиной раздался детский голос. Мальчик выглядывал за спинкой одного из рядов, мимо которого Наталья прошла ранее. И как она могла его не заметить?

Наталья пробралась к нему и прижала к себе. Взъерошенные волосы пахли знакомым фруктовым шампунем. Наталья окунула в них лицо, поцеловала в макушку.

— Все хорошо. Скоро все будет хорошо.

Наталья качала его, как делала это когда-то с Артемкой. Он поддавался ей в такт и раскачивался.

Как Артемка.

Наталья резко отстранилась от ребенка. Холод пробежал по телу. Руки онемели, локти отказывались разжиматься.

Только не опять! Она не выдержит этого снова.

Иван смотрел на нее лицом Артемки. Он такой настоящий, такой родной. И бровки как у него, даже волоски чуть завиваются к кончикам и отливаются золотистым отблеском.

Наталья зажмурилась и вновь открыла глаза. Артемка прищурился в ответ и улыбнулся. Он всегда так делал, когда они играли в жмурки.

Одна часть Натальи взывала отстраниться от него и бежать, другая желала обнять и не отпускать. Она понимала, что это всего лишь галлюцинация, маска ее сына, надетая разумом на другого ребенка.

Он вытянул руки перед собой ладонями вверх. Наталья вытянула свои, попыталась шлепнуть его по ладошкам, но он успел развернуть их вниз. Он рассмеялся. Она рассмеялась в ответ. Они повторили, на этот раз выиграла она. Они снова смеялись и снова играли.

— Мамочка, мы пойдем в Зоопарк?

— Конечно, сыночка. Как только приземлимся, сразу пойдем. Обещаю.

Она обняла его. Он пощекотал ее в бок. Так она не смеялась давно, прям до слез.